— Я узнал от Шуа, как все было на самом деле.
Служанка моя опустила глаза, устыдившись своего предательства. Иоаким между тем продолжил:
— Тень печали на твоем лице убеждает меня, что, подобно тому как ты лишила жизни тело Олоферна, смерть его убила радость в тебе.
Я окоченела от холода, исходившего от этого человека.
Он стал говорить, словно произнося приговор на площади перед Храмом:
— Никто не должен знать правды о Юдифи и Олоферне. Нам нужна в твоем лице святая и героиня одновременно. Именно это необходимо для укрепления веры и силы народа. Нам не нужна страдалица, льющая слезы о недостойном человеке. Поэтому ты, Юдифь, будешь жить как святая и никогда больше не выйдешь замуж. Мы поместим тебя в специально отведенные покои, и ты будешь единственной женщиной в истории Иудеи, которой будет разрешено жить возле Храма. Ты не сможешь покинуть эти покои до самой смерти. Если люди захотят тебя увидеть, они сначала должны будут в Храме вознести хвалу Богу за такую милость, а потом уже удостоятся чести поговорить со «святой». Мы распространим молву о том, что ты не хочешь выходить замуж из уважения к памяти твоего покойного мужа Манассии. Если же ты попытаешься выйти из предназначенных тебе покоев, которые я провозглашу дважды священными, или ослушаешься моего приказа, всем станет известно, что ты в шатре Олоферна осквернила свое тело, и мы проклянем тебя и подвергнем избиению камнями.
Он помолчал, желая убедиться, какое впечатление произвели его угрозы.
Поскольку моим единственным ответом было молчание, он устремил взгляд на мою служанку:
— Ты, Шуа, отправишься в сельскую местность на севере Иудеи, где будешь жить под чужим именем. В награду за то, что ты сделала, и за молчание, к которому я тебя обязываю, ты получишь большое имение и дом, так что тебе не составит труда выбрать приличного мужа.
Я перестала быть собой.
Я превратилась в героиню, в живую легенду.
Израильтяне из отдаленных городов приходят, чтобы увидеть женщину, которая принесла спасение своему народу.
Они приходят в надежде услышать от меня слова, которые стали бы путеводной звездой в их дальнейшей жизни.
Произошло то, что предсказывал Иоаким: с моей помощью израильтяне возродили свою веру и укрепили свае государство.
А моя жизнь превратилась в тошнотворную, невыносимую ложь, которая нависла надо мной и душит меня изо дня в день подобно проклятию.
Ибо я перестала быть собой.
Я обречена снова и снова повторять предопределённую мне ложь.
