Олоферн, полководец напористый и искусный, в первый год этих войн одержал победы над тремя царствами на юге, на второй же год присоединил к ним еще два южных и одно восточное царство.
Молва о его силе, отваге и жестокости была страшнее самой смерти. Еще до того, как он собирался напасть на какое-либо государство, воины его противника уже теряли веру в силу своего оружия, а градоначальники, не пытаясь сопротивляться, открывали перед ним ворота и встречали его не как завоевателя, а как освободителя.
Таким образом, войско Олоферна от похода к походу постепенно превращалось в непобедимую рать, перед которой не в силах было устоять ни одно царство.
Безжалостный завоеватель разрушал храмы и святилища покоренных им народов, требуя, чтобы они чтили Навуходоносора как единого Бога, признавая его, смертного человека, равным Творцу Вседержителю, и это было страшнее всего.
Женщины недаром собою, что мужчины подобны детям. В их разговорах об Олоферне был заметен не ужас, но восхищение искусством полководца и силой, наводящей страх на все живое.
Толпа всегда славит победителей, даже если их дела покоятся на крови праведников, если путь к победам лежал через насилие и интриги.
Но в те дни Ассирия была так далеко от нас, что рассказы о походах Олоферна казались чем-то вроде древних легенд.
Надо признаться, что третий год моего вдовства стал для меня временем покоя и счастья, какое вряд ли довелось испытать кому-либо из дочерей Иудеи.
Без особого труда я управляла и домом, и имуществом мужа, оставшимися мне после его смерти.
Я не стремилась к умножению богатства, и Бог помог мне сохранить его.
Время изнуряющих постов и покаяния после смерти Манассии осталось позади. Я полагала, что искупила грех бесчувствия, с которым восприняла известие о смерти мужа.
У меня хватало времени и на приятные беседы, и на одинокие прогулки по своему саду, и на чтение записок знаменитых купцов, которые своими глазами видели страны чуть ли не на краю известного нам света и даже встречали людей с другим цветом кожи.
Жизнь моя была исполнена покоя и молитв. Я размышляла о гармонии и совершенстве всего доступного оку в вертограде Господнем.
Один-единственный случай ненадолго нарушил размеренный ход событий.
Поздно вечером в пятницу, накануне святой субботы, я, как было заведено, совершила омовение, вышла из купели и протянула руку за полотенцем, которое держала в руках Шуа.
— Давай я тебя оботру, — сказала она и, не дожидаясь моего согласия, стала мягкими осторожными движениями растирать мое обнаженное тело.
