ячменной муки. Муку не следует умащать ни маслами, ни ладаном, ибо это — жертва на почве ревности, взнос для напоминания о грехе. Священник ведет женщину за собой и ставит ее перед лицом Иеговы. Потом священник должен зачерпнуть глиняной посудой освященной воды и бросить в воду щепотку пыли с пола Храма. Поставив женщину перед лицом Бога, священник должен открыть ее голову и дать ей в руки мешок с мукой, олицетворяющий жертву на почве ревности. Священник должен, держа в руках сосуд с водой горечи и проклятия, заклинать женщину. Он должен сказать следующее: „Если ты не сворачивала с пути добродетели, если никто, кроме мужа, пока ты была под его властью, ни разу не лег с тобой, и ты не осквернила себя, вода горечи и проклятия тебя пощадит. Если же ты, будучи под властью мужа, уклонилась от своего пути и легла с другим человеком, то Иегова поразит тебя, и народ твой проклянет тебя, и Бог сделает так, что лоно твое увянет, а утроба вспухнет“. Женщина должна вторить словам священника: „Аминь! Аминь! Истинно так!“ Затем священник опускает заклинания в воду горечи. Потом он должен напоить женщину водой горечи и проклятия, чтобы вода растеклась по ее жилам и наполнила их горечью. Водой он ее поит в завершение обряда. Если женщина осквернила себя, изменив своему мужу, вода проклятия войдет в нее и пропитает ее горечью, утроба ее вспухнет, а лоно увянет.
Такая женщина будет проклята своим народом. Если женщина себя не запятнала, если она ни в чем не повинна, то с ней ничего не случится, и у нее еще будут дети».
И наконец мать моя Леа научила меня, как должна вести себя женщина, когда имеет крови. Она считается нечистой в течение семи дней, и каждый, кто к ней прикоснется, будет нечистым до вечера. На что она ляжет или сядет во время своих кровей, все будет нечисто. Если мужчина в это время с ней ляжет, он тоже станет нечистым на семь дней.
Научила меня мать также вести хозяйство и быть помощницей своему мужу, ничем не погрешив против Закона и добрых обычаев народа Иудеи.
Приближался день свадьбы, когда душа моя должна была слиться воедино с душою моего мужа, и я напрягала всю свою волю, стараясь убедить себя, что смогу его полюбить, стать ему доброй супругой и примерной матерью наших детей.
Я стремилась себя уверить, что его неприглядная наружность — всего лишь оболочка, скрывающая возвышенную душу, и что Господь, без сомнения, одарил его, как и других, при рождении на свет равной мерой хороших и дурных качеств.
