Последние годы Гильома IX были омрачены неудачами на политической арене: бунтовали аквитанские бароны, в его землях свирепствовал разбой, были потеряны Тулуза и Гасконь, доставшиеся Альфонсу-Иордану, сыну графа-крестоносца Раймунда Тулузского, (рожденному в Святой земле, о чем свидетельствует его имя), который в 1108 г. стал наследником своего брата Бертрана, получившего графство Триполи. Умер Гильом в Пуатье 10 февраля 1126 г., когда ему было пятьдесят четыре года. Четырнадцатью годами ранее, получив ранение при осаде Тайбура, герцог счел, что настал его последний час. Тогда он сочинил конже, кансону XI, поведавшую нам о том, какой видел свою жизнь Гильом Аквитанский, когда думал предстать в скором времени пред верховным Судьей:
«Я Радость знал, любил я Бой,
Но — с ними разлучен судьбой —
Взыскуя мира, пред Тобой,
Как грешник, я стою согбен.
Я весельчак был и не трус,
Но, с Богом заключив союз,
Хочу тяжелый сбросить груз
В преддверье близких перемен.
Все оставляю, что любил:
Всю гордость рыцарства, весь пыл <…>»
[41]Мотив раскаяния не должен ввести нас в заблуждение: исцелившись, Гильом, как мы знаем, не отказался ни от рыцарских подвигов, ни от пышности и блеска, ни от любви Мальбергионы, которую он, напротив, не таясь поселил в своем герцогском дворце в Пуатье. Жизнеописание («Vida») Гильома, составленное в XIII в., вероятно, не имеет непосредственной информативной ценности, однако в его нескольких строчках прекрасно схвачен образ принца-трубадура, сочетавшего в себе черты рыцарства и куртуазного обхождения:
«Граф Пуатевинский был одним из куртуазнейших на свете мужей и превеликим обманщиком женщин. Как доблестный рыцарь владел он оружием и отличался щедростью и великим искусством в пении и трубадурском художестве. И немало странствовал он по белу свету, повсюду кружа головы дамам»[42].
Когда Гильом IX скончался, Алиеноре было всего два года. Конечно, у нее не могло остаться каких-либо воспоминаний о своем экстравагантном предке. Однако даже если не верить в то, что характер человека может передаваться по наследству, с трудом можно допустить то, что личность Алиеноры не испытала хотя бы минимального влияния со стороны ее деда, пускай даже она знала о нем только по рассказам. Такой человек никого не оставлял равнодушным.
У отца Алиеноры Гильома X, конечно, не было того гения, величия и размаха, коими обладал князь-трубадур. Гильом X не был поэтом, но при его дворе в Пуатье привечали трубадуров, которые продолжили и развили — каждый на свой лад — куртуазную поэзию, воспевающую любовь. При дворе Гильома, окситанская лирика смешалась с кельтскими мифами, благодаря которым на свет вскоре появятся первые куртуазные и рыцарские романы. Так, частому гостю двора Серкамону, написавшему поэму на смерть Гильома X, была известна история Тристана и Изольды, как и хулителю «ложной любви» Маркабрюну, который в своем «planh» (плаче), сочиненном чуть позже кончины герцога, писал, что отныне он чувствует себя «потерянным, как Артур». Такие упоминания свидетельствуют о знакомстве с, по крайней мере, некоторыми фрагментами мифов о короле Артуре, причем в той форме, которая бытовала задолго до того, как ее в 1138 г. переработал Гальфрид Монмутский. Об этих легендах поэты могли узнать от сочинителя Бледри (Брери), который несколькими годами ранее также посещал пуатевинский двор, и познакомил его с этими темами
