Староста молча поглядывала на обоих.
— Почему вы сердитесь? Я лично ничему обучать вас не собираюсь. Этим будет заниматься старший мастер станочного отделения Балакин, — показал он на седоволосого человека.
— Ты, миленькая, совсем распустилась. Боже мой, какой тон, — покачала головой староста. В такт закачались серьги в ушах. — Сними кепку, Лаврова!
Девушка сжалась. Глаза Её потемнели. Несколько помедлив, она сорвала с себя кепку. Голова Её была острижена под машинку.
— Может быть, что-нибудь Ещё прикажешь снять, мадам начальница? — спросила она срывающимся шёпотом.
Колосов постарался успокоить Марину.
— Ну полно вам, Лаврова. Стоит ли из-за таких пустяков расстраиваться. Ваши волосы вырастут и будут только лучше.
Но это замечание Еще больше обидело девушку.
— А вам-то, собственно, какое дело до моих волос? Ну, лежала в больнице, остригли. Может быть, интересуетесь в каком отделении? Я бы сказала вам, гражданин начальник, Если бы так настойчиво не наседала мадам староста. Ей до смерти хочется, чтобы болезнь моя была венерической.
В щёлку дверей заглядывали любопытные. Слышалось хихиканье.
— Ваша личная жизнь нас пока не интересует. Освободитесь, тогда другое дело, тогда нас будет интересовать всё, — спокойно ответил Юрий и улыбаясь добавил — Да вы, кажется, умеете за себя постоять.
Губы девушки дрогнули.
— А что в том толку? Дело не в лагере, а вот в них, — покосилась она на старосту. — Такая кому хочешь подставит ножку.
— Нужны вы мне, дорогая, — холодно заметила староста.
— Мы — нет, а вот всё, что навесила на себя, — да!
— Это никого не касается.
— Ещё бы, — поглядела Марина исподлобья. — Немолодая женщина, а старается казаться красивой. Вон какую корону выложила на голове. Царица лагерная, и всё тут.
Усмешка сползла с лица Левченко.
— Миленькая, в лагере стригут тогда, когда нет уже других сдерживающих средств.
Марина рванулась к старосте и так схватила Её за жакет, что затрещали застёжки. Та испуганно отскочила. Девушка зло выругалась и вышла.
— Вот так штучка! — удивился кто-то из мастеров. — Такая и работать не будет.
— Больной человек, что вы хотите, — покровительственно сказала староста, застёгивая жакет.
Колосов был ошеломлён. Такие чистые глаза — и такая брань. И всё же Лаврова невольно вызывала у него сочувствие.
— Возьми Её, товарищ Балакин, на фрезерный станок. Кто знает, глядишь, и приживётся, а убрать можно всегда.
Мастер пожал плечами, но возражать не стал.
Снова Левченко выкрикивала фамилии. Входили нахальные девки, дерзкие женщины, новенькие с мокрыми глазами, разбитные солдатки. Одни строили глазки и недвусмысленно себя предлагали, другие плакали и просили дать любую работу, лишь бы скорее освободиться. Последней робко вошла украинка, совсем молоденькая девушка по фамилии Миленко. Глаза большие, серые, ласковые. Нижняя губа вздрагивает, и кажется, что вот-вот она разрыдается.
