— Марк, ударь меня.
Он взял ее руки, сжал их так, что у нее потемнело в глазах. И сказал:
— Уходи. Совсем уходи. Ищи свой причал у другой гавани… Конец.
…Вскоре она уехала. И только через два года написала коротенькое письмо, в котором почти ничего не сказала.
Да, два года разлуки, и ни одного дня порознь. Она уехала, но была с ним. Марк не мог забыть ее. Поутихла боль, теперь все, что тогда произошло на танкере, представлялось не таким уж значительным и страшным: что она тогда понимала? Что они тогда понимали? Что они знали о жизни? И если бы она сейчас…
4
Он так и сидел у окна, когда пришла Марина. Все силился представить, что она сделает, когда увидит его, и не мог. Вскрикнет от радости и бросится к нему, будто и не было этих двух лет разлуки?.. Удивленно взглянет и спросит: «Марк?» Или остановится у двери, протянет к нему руки, скажет: «Марк, как долго ты не приходил?»
Погруженный в свои мысли, он не услышал ни стука каблучков, ни скрипа двери. В комнату давно уже вползли густые сумерки, и Марк будто растворился в них. И мысли его будто растворились в этих сумерках, были они неясными, зыбкими. Только когда щелкнул выключатель и яркий свет залил комнату, Марк быстро обернулся — и увидел Марину.
Она стояла у двери, у ее ног валялась выпавшая из рук сумка. Рассыпавшиеся круглые конфеты разноцветными шариками катились по полу.
— Марк!
Она прижала руки к груди и смотрела на него растерянно, еще не совсем веря, что перед ней действительно Марк, тот Марк, который, как ей казалось, давно уже ушел из ее жизни. Или только казалось? Чем-то близким и совсем незабытым повеяло сразу от его спутанных, почти белых волос, от широких сильных плеч, от его чистых глаз, в которые она неотрывно сейчас глядела. И ни чуточки он не изменился, только вот в этой странной улыбке, не то грустной, не то о чем-то спрашивающей, есть что-то новое, чего не было раньше.
Марк порывисто встал, шагнул к ней навстречу, но она как-то неловко подняла руки, точно отгораживаясь от него, на мгновение закрыла глаза. Только на мгновение, а Марку казалось, что она давно уже стоит вот так, с плотно закрытыми глазами, и все думает, думает.
О чем она думает?
Марина снова взглянула на него и, видимо, приняв определенное решение, покачала головой:
— Не надо, Марк… Сядь, посиди, — и показала на стул, где он сидел у окна до ее прихода.
Марк послушно сел, тыльной стороной ладони провел по лбу, вытащил папиросу, закурил. За все это время он не произнес ни слова. Он просто не знал, о чем говорить. Все, о чем хотелось сказать Марине еще до ее прихода, теперь потеряло смысл. Даже в наступившем тягостном молчании Марк слышал ее слова: «Не надо, Марк…»
