Все это не значило, что Смайдов был замкнутым и нелюдимым, каким он некоторым казался. Был он обыкновенным человеком, если не считать необыкновенными многие его личные качества, присущие людям такого склада, как он.
…Марк рассказал о себе и показал свою трудовую книжку.
— Хорошо. — Начальник подвинул ему чистый лист бумаги и ручку. — Пишите заявление. Так и пишите: прошу направить в бригаду Беседина.
— Да, — кивнул головой Марк, — в бригаду Беседина.
— Товарищ Талалин, — неожиданно спросил Смайдов, — скажите, вы Беседина знали и раньше? Почему вы решили идти именно к нему?
Марк пожал плечами.
— Нет, Беседина я раньше не знал. Друзья познакомили. А с кем работать — мне все равно. Лишь бы работать. К тому же, говорят, Беседин хороший сварщик.
— Мало сказать — хороший! — заметил начальник цеха. — Сварщик высшего класса! Вам повезло, товарищ Талалин. Давайте заявление, черкану резолюцию. Насчет общежития — с Бесединым. Он устроит. Он все устроит.
— Можно идти? — спросил Марк.
— Да, пожалуйста.
Он взял заявление и направился к двери. В самую последнюю минуту оглянулся, сказал:
— До свидания.
Начальник приподнял руку и улыбнулся. Смайдов только кивнул. И даже не взглянул в сторону Марка. А когда тот вышел, поднялся с дивана, раза два-три прошелся по кабинету, потом раздумчиво проговорил:
— Сварщик высшего класса… А человек?
— Ты о ком? — спросил начальник. — О Беседине?
— Да, о Беседине. Кто, по-твоему, он?
Начальник удивленно приподнял брови.
— Странный вопрос, Петр Константинович. Передовой рабочий, самый передовой. Разве тут может быть другое мнение?
Смайдов ответил не задумываясь:
— Может. Если, конечно, смотреть не только на показатели: двести двадцать процентов плана… А его внутреннее содержание? Или, как любят говорить, его духовный мир?
Василий Ильич улыбнулся.
— Ведь человек буквально горит на работе! Попробуй заставить тунеядца не разогнуть спины пятнадцать часов кряду. Получится? Получится, а? Нет, дорогой мой парторг, для этого нужно сильное горючее. Скажешь, деньги? Так у Беседина их побольше, чем у нас с тобой. Наверно, хватает…
Казалось, начальник убедил Смайдова, и ему ничего не осталось, как согласиться. Но вдруг он сказал, как будто отвечая на свои какие-то мысли:
— Да, сложный вопрос. И спорить нам, наверно, придется, Василий Ильич.
Он сухо кивнул и вышел из кабинета.
Каждый раз, когда Петр Константинович не мог потушить раздражения, он направлялся к реке и брел по набережной, заставляя себя успокоиться. Плеск волн, привычный гул рабочей жизни реки действовали на него умиротворяюще, и не проходило и двадцати минут, как Смайдов чувствовал облегчение. Раздражение исчезало.
