Она вскрикнула, содрогнувшись, рану покалывало, словно там столкнулись огонь и лед.
Стоун убрал руку и склонил голову. Ее дыхание перехватило, он был так красив. Пугающе идеален.
— Я исцелил тебя, но шрам остался.
Ее рука взлетела к щеке, она чувствовала силуэт шрама, но не было боли.
— К-что ты?
Несмотря на отсутствие у него эмоций, она не упустила искорок веселья в его глазах.
— Благодарности хватит.
— Спасибо, — пробормотала она, все еще прижимая пальцы к щеке.
Он поймал ее запястье и отодвинул руку в сторону. Его прикосновение было нежным, но крепким. Она же подозревала, что ему редко приходится использовать грубую силу.
— Из-за шрама ты стала красивее. Он подчеркивает симметрию твоего лица.
Скайбрай выхватила руку и подняла взгляд на ночное небо. Вечно он говорил о красоте. Разве красота поможет ей аккуратно заправлять постель или наносить косметику на лицо Чжэнь Ни? Красота не делала ее хорошей служанкой, она лишь причиняла неудобства.
Стоун рассмеялся, и это прозвучало удивительно по-человечески.
— Думаешь, это легкомысленно? — он уперся локтем в колено, умудряясь выглядеть величественно, все еще склоняясь перед ней. — Твоя красота драгоценна и осторожна. Она идеально тебе служит.
Соблазняющая. Привлекательная. Убийца.
— Служит для чего? — спросила я.
Он склонил голову и разглядывал ее так долго, что она решила, что он читает ее мысли.
— Не знаю. Ты уникальна. Я таких, как ты, еще не встречал, — он прижал ладонь к земле, и воздух наполнился запахами почвы корней. — Ты ведешь себя не так, как я ожидал от змеиного демона… не так, как твоя мать. Она с ловкостью заманивала и убивала мужчин. Она была искусна в этом. А ты, насколько я видел, убиваешь нежить, — он снова рассмеялся, его это забавляло.
— Это… неправильно?
— Неправильно? — он вскинул широкие плечи. — Нежити так много, сколько есть человеческих тел. Но тебе нравится убивать их. Как по мне, это интересно.
Стоун был прав. Ей нравилось убивать их. Его шпионы были везде, как он и говорил. Так он видел все, что она делала? Он легко читал ее. Ей это не нравилось. Она лишалась преимуществ в их разговоре. Но она почти смеялась над собой, потому что пыталась перехитрить бессмертного.
— Ты знаешь, где моя мать? — она хотела слышать ответы, которые дать мог только он.
— Опал, — он произнес ее имя по-особенному, но она не смогла распознать эмоцию. — Мне сложно исчислять время человеческими годами. Но мы не пересекались, после того как она забеременела тобой, — он продолжал одной рукой закручивать землю, что дрожала жизнью, она чувствовала это по камню, на котором сидела. — Тебе шестнадцать или семнадцать?
