— Может быть, это была и не самая лучшая жизнь, но она была моей, — возражает Шерлок.
— Ты трус. Трусы и дураки, вы оба.
— Вы сказали, что дадите нам дар судьбы, — говорит Джон, прежде чем Шерлок успевает довести себя до родимчика: лицо у него багровеет.
— Это он и есть, малохольные. Лучший дар — свобода воли. Не пустите его по ветру.
— Да это дерьмо собачье, — огрызается Шерлок.
— Феи ушли, бросили нас на произвол судьбы, — спокойно отвечает старуха. — Пора уже это принять, а ревут пускай детишки. Прочь из моего дома. Больше не ищите меня.
— Все не так должно было быть! — Шерлок рычит. — Магия исчезла, я должен был быть лебедем или человеком, а не этим… уродством!
Джон не может удержаться — его рука поднимается сама собой и ложится мягко Шерлоку на загривок. Его шея сзади розовая от румянца и горячая на ощупь.
— Ты не урод, — мягко говорит Джон. — Ты самое прекрасное существо, которое я когда-либо видел.
Шерлок изумленно глядит на него, нахмурив брови; уголки губ опущены, рот приоткрыт, слабый подбородок упирается в грудь.
— То, что ты знаешь… как ты умеешь посмотреть на кого-то и увидеть… Даже если ты шаришь в потемках, все равно. Ты невероятен. Удивителен. Великолепен.
Шерлок закрывает рот и заметно сглатывает.
— Джон…
— Я же сказала «прочь из моего дома», что тут вам кретинам непонятно?! Пошли вон!
В тот же миг они снаружи, сидят посреди чистого поля, хижины нигде не видно, и пальто Шерлока неуклюжей грудой лежит рядом.
Джон поднимается и помогает встать Шерлоку. Им нужно отправляться на поиски ближайшего города, но вместо этого Шерлок вторгается в личное пространство Джона — вновь близко, слишком близко — и смотрит ему в глаза. Джон даже не замечает боль в шее.
— Наказанием моих братьев, — шепчет Шерлок, и дыхание его щекочет губы Джона, — было становиться лебедями с восходом солнца. Мое наказание — становиться человеком с приходом ночи.
Джон качает головой.
— На самом деле, — продолжает Шерлок, — когда я надеялся разрушить проклятье, не о человеческой доле я мечтал.
— Теперь проклятий больше нет, — говорит Джон.
— И все же я до сих пор несу свое наказание.
Джон берет руку Шерлоку в свою, а свободной рукой приглаживает перья на сломанном крыле.
— Может быть… может быть, такую цену мы платим за свободу воли. Наши тела будут помнить наши сказки вместо нас.
— Только не говори мне, что ты веришь в эту чушь, — морщится Шерлок.
— Не вижу тут ни одной балерины, — отвечает Джон. — Но даже если бы видел, я бы выбрал тебя. Я бы выбрал тебя, Шерлок Холмс.
