Мэри хлопнула дверью и выкрикнула:
– Иди пропусти еще стаканчик отравы, ублюдок, пока этот брак для тебя не закончился так же, как и предыдущий!
Уже вбежав в дом, она услышала хлопок, с которым пробка вылетает из бутылки шампанского, и растерянный голос садовника: «Felicidades, Señor e Señora Hemingway[42].»
Теперь собранный чемодан стоял у ног, готовый отправиться в Нью-Йорк.
В дверь снова постучали, на этот раз вежливее.
– Озорница?
– Я уезжаю.
– Открой дверь, ну пожалуйста.
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Мэри, прости, я вел себя как идиот. Просто я хотел провести остаток наших дней с тобой одной.
Она открыла дверь. Эрнест стоял на пороге с видом побитой собаки, с бокалом в руке. Бокал он протянул Мэри, и она неохотно глотнула тепловатого виски.
– Давай больше никогда не жениться, котенок.
– По крайней мере друг на друге.
Против света Эрнест выглядел старше своих лет. Мэри заметила седину у него на висках. Он был в очках: тщеславие не позволяло ему носить их прилюдно. А ведь Мэри знала, он нуждается в них гораздо больше, чем признаёт.
Эрнест потянул ее за платье, но она не сдвинулась с места. Он заметил ее чемодан.
– Озорница, ты же не покинешь меня так скоро? По крайней мере останься, чтобы переодеться. Смотри, с тебя лужа натекла на пол.
Эрнест подвел ее к кровати, и они сели, оба в мокрой одежде.
– Скажи, чего ради я разрушила свою прекрасную первую семью? Ради кошмарной второй?
– Срываюсь иногда. Прости меня. – Он улыбнулся.
Но она его еще не простила.
– Эрнест?
– Да?
– Пожалуйста, обещай, что не будешь меня обижать.
– Обещаю, Котенок. Мне так жаль. Я исправлюсь. Вот увидишь.
– И мне нужно от тебя еще кое-что.
– Все, что пожелаешь, – страстно ответил он.
– Сними эту чертову Мартину военную карту со стены. Меня ужасно раздражают эти натыканные повсюду булавки.
– С превеликим удовольствием, – рассмеялся он.
* * *
С прошлым Мэри покончила легко, точно погрузившись в теплую ванну. Теперь ей казалось, что холодная Европа была в ее жизни много веков назад. Было смешно вспоминать, как она стремилась не отстать от Марты. В профессиональном отношении догнать Марту ей не удалось – зато удалось заполучить ее дом. Мэри вспоминала, с каким высокомерием Марта потянула чернобурку: «Это мое!» «Зато, – думала Мэри, оглядывая утопающую в цветах виллу, – это больше не твое».
Жизнь, которую Мэри вела на «Финке», не приснилась бы ей даже в самом прекрасном сне. Стояли теплые дни, которые она проводила в хлопотах: ухаживала за садом, истребляла термитов, ремонтировала дом. Они с Эрнестом выходили в море на «Пилар» и отправлялись к островам Бимини или заплывали в бухту Кохимар, чтобы наловить себе на ужин марлинов или дорадо. По утрам она плавала нагишом в море, совершая полумильный заплыв перед обедом, а по вечерам они пили ледяной дайкири. Каникулы в Италии, Нью-Йорке, Франции, фиеста в Сан-Фермине, сафари в Восточной Африке. На пятидесятилетие Эрнеста они обедали в саду со всеми своими друзьями: суп из восковой тыквы, курица по-китайски с грибами и рисом, мороженое в половинках кокоса.
