– Прошу тебя, не начинай.
Эрнест бросился к ней, положил руки ей на колени. «Господи, – подумала она. – Вот только этого не нужно». Марта умела управляться с ним, когда он хамил и придирался, но перед нежностью и покорностью была безоружна.
– Кролик, я знаю, что мы изводили друг друга. Что мы не всегда вели себя как следовало, но Господь и не обещал легкой жизни двум писателям, если они попытаются жить вместе. Кролик, пожалуйста.
Марта взглянула в его беззащитное, молящее лицо – но устояла. Сделала большой глоток из бокала. Отвратительный джин – безвкусный и крепкий.
– Я должна.
– Ну и ладно. – Он поднялся. – Если тебе охота, можешь забирать с собой свою мировую скорбь, катиться ко всем чертям и искать там мировые заговоры. Когда ты, стерва, поймешь, наконец, что война везде одинаково отвратительна?!
Ну вот, это уже больше похоже на старину Эрнеста!
Он схватил свой бокал и широкими шагами направился в дом, поддав ногой останки злополучного шезлонга.
– Катись в свою Англию, писательница гребаная! – донесся до Марты его полный ярости крик.
Она отколупнула присохшее мыло с бриллиантов на обручальном кольце и стряхнула щелчком пальца. Потом допила джин, глядя на пару птиц, что устраивались на ночлег над ее головой. Ночь стремительно опустилась на Кубу. Нет, быть писательской женой – это не для Марты. Ей надо на войну.
20. Париж, Франция. 26 августа 1944
Покинув «Ритц», Марта отправляется назад, на Елисейские Поля. Что это было? Разве так она представляла свой торжественный уход от Хемингуэя? Еще утром собственное освобождение рисовалось ей не менее знаменательным событием, чем сегодняшнее освобождение Парижа. И вот теперь, вместо того чтобы ликовать, она бредет в сторону Тюильри, думая о клочке туалетной бумаги. Аккуратные строчки, стихотворение для некоей Мэри. Почему у Эрнеста вечно так? Отважный мужик носится по городу в сопровождении банды головорезов, но при этом, кажется, не может ни на месяц, ни на неделю, ни на час остаться один. Между его разводом с Файф и новой женитьбой прошло тринадцать дней, кажется, он просто физически неспособен оставаться неженатым.
Клумбы сада Тюильри пусты – скорее всего растения съели. Рядом дымится сгоревший танк. В садовом кафе Марта помешивает жидкий суп и заказывает кофе. Ей приносят отвар цикория с парой кристалликов сахарина. Сидя за столиком под ярким солнцем, она постепенно осмысляет весь абсурд происходящего: получается, Эрнест умолял ее остаться в тот самый день, когда писал любовные стихи своей новой пассии. А что тут удивительного? Ведь Эрнест без женщины – это Эрнест в поисках женщины. Противно только, что Мэри ее фактически подставила: словно труппа идиотов превратила тщательно подготовленный сценарий в какой-то балаган.
