— Злы очень. Сердиться изволят…
— Понятно. Беги дальше, — кивнул Готфрид и захлопнул дверь. Мальчишка на пороге облегчённо вздохнул и исчез за углом.
— Готфрид на секунду задумался, но его оцепенение прервал скрип лестницы.
— Герр Фёрнер по твою душу посылал? — спросил Дитрих мрачно.
— Не отпевай раньше времени, — так же мрачно отозвался Готфрид и начал натягивать белые чулки, дань моде, которые он носил в городе.
Гостья девушка всё ещё спала, сладко и томно вздыхая. Господи, пожалуйста сбеги! Открой окно и исчезни навсегда!..
— Я с тобой пойду — всё же мы вчера вместе были, — бросил друг и пошёл наверх, за одеждой.
Утро было солнечным, но вот к полудню небо заволокло тучами. Тяжёлые и серые, они висели над улицами, медленно проплывали над черепичными крышами и тусклыми крестами церквей. Зябкий ветер изредка поднимал с мостовой пыль и мелкий мусор. Готфрид кутался в куртку, пропахшую ароматом колдовской мази, и старался идти быстрее, чтобы не мёрзнуть. Мысли его сейчас занимал Фёрнер. Неужто викарий всё же узнал что-то про дочку Шмидта? Или он всего лишь хочет дать подчинённым новые поручения? Нет, ещё рано — палачи ещё не успели ничего узнать от двоих заключённых. Или дело всё-таки в девушке? Он слишком хорошо представлял себе, что может сделать герр Фёрнер. И только холодный ветерок не давал Готфриду углубиться в эти тяжкие терзания.
— Брось ты к чертям собачьим эту ведьму! — не унимался тем временем Дитрих. И Готфрид знал, что он не уймётся, пока не добьётся своего. — Она тебя околдовала, вот ты и влюбился без ума. Она даже не красивая ни капли: тощая как палка и рыжая, как адское пламя! Да ещё ворожит, поди, бесов в дом вызовет! Ну и пусть бы её там в жертву принесли, тебе-то что? Мало девок в Труденхаусе сидит? Тюремщик вино по-прежнему любит, так что не понимаю я тебя, Гога…
— Ты ведь тоже рыжий, — заметил Готфрид.
— Да, но у меня красивая, благородная рыжина! — возразил Дитрих. — А у ведьм она такая… ну, как у этой твоей. Я как посмотрел, сразу понял — ведьма!
— Её же хотели убить. Ну какая она ведьма? — сказал Готфрид.
— А может её не убить хотели?
— А что? Ты видел нож и чашу? Думаешь, собирались устроить ритуальную дефлорацию?
У Дитриха аж глаза загорелись от злого восторга.
— Ритуальную — что? — спросил он, еле сдерживая возбуждение. От улыбки его, казалось, сейчас треснет лицо.
— Дефлорацию. Это лишение девственности так называется. По-латыни.
— О, дьявол! — Дитрих расхохотался на всю улицу. — Ритуальная дефлорация! Ты где такое слово вычитал?
