Но Шарлотта, с ее творческим, тонким чутьем, его поражала.
На Рождество она рисовала поздравительные открытки,
На них ребятишки спускались с небес
Или, напротив, пытались взлететь на луну.
Что же затронуло доктора в этих рисунках?
Скорее всего, сочетание силы и детской наивности,
То есть попросту благодать, – так он тогда подумал.
Мориди осмотрел Шарлотту, пощупал ее пульс,
Расспросил о жизни в лагере Гюрс.
Она отвечала невнятными междометиями.
Врач был встревожен ее состоянием, но сумел это скрыть,
Прибег к такой отговорке: ты нуждаешься в витаминах.
Шарлотта стояла понурившись, не говоря ни слова.
Поколебавшись, Мориди продолжал:
Тебе нужно писать картины.
Шарлотта вскинула голову.
Тебе нужно писать картины! – повторил Мориди.
Врач сказал ей, что верит в нее и в ее талант.
Он не просто ее утешал, а хотел, чтоб она встряхнулась:
Шарлотта, ты не должна безвольно плыть по течению.
Если чувствуешь боль, выражай ее на холсте, на бумаге!
И эти слова глубоко ее потрясли.
Мориди продолжал ее ободрять,
Приводя убедительные аргументы,
Перечислял рисунки, которые больше всего ему полюбились.
В тебе слишком много такой красоты, которой не грех
поделиться с другими!
Шарлотта жадно слушала Мориди.
Все, что он говорил, было созвучно ее ощущениям.
И вдруг перед нею возникло лицо Альфреда,
Живое, как никогда,
И вспомнились те слова, что он ей сказал на вокзале.
Как могла она их забыть?!
Да, ей нужно жить ради творчества,
Нужно писать картины, чтобы не впасть в безумие.
На обратном пути ей дышалось легко и свободно.
В этот день родилась ее книга «Жизнь? Или Театр?».
На ходу она собирала образы своего прошлого.
Чтобы выжить, ей нужно изобразить собственную историю.
Это единственный выход.
И Шарлотта твердила себе раз за разом:
Я должна вернуть к жизни умерших.
Но на этой фразе она осеклась:
Вернуть к жизни умерших…
Для этого мне придется еще глубже уйти в одиночество.
Значит, нужно дойти до последней черты, чтоб понять:
Искусство – единственный способ существования.
То, что сказал Мориди, она ощущала и прежде,
Но где-то в себе, глубоко, не понимая сути,
Словно бы плотское опережало рассудок.
Прозрение есть осознание смутно известных истин,
Это дорога, которая ждет любого художника,
Путь в темноте, измеримый часами, а то и годами,
Ведущий к моменту, когда наконец-то ты сможешь
сказать себе: начинай!
Она готовилась умереть, а начала улыбаться.
Теперь ничто ее не пугало,
Ничто не было страшно!
Как редки произведения, созданные в таких условиях,
