– Уж очень молодой, – авторитетно заявила я, а мысленно добавила: «И совсем не страшный». – Сколько тебе лет?
– Восемнадцать. Для врача-практиканта вполне себе возраст.
– Надеюсь, швы ты наложил как врач, а не как практикант.
Блондин засмеялся:
– Тоже надеюсь. Потом поделишься впечатлениями.
Оказывается, он успел предупредить отца, и тот уже на полпути в больницу. Когда я пожаловалась на плохое самочувствие, блондин заверил, что это естественная реакция организма – нужно как следует отдохнуть, и хворь как рукой снимет. Есть не хотелось ничуть, но добрый доктор принес на диво аппетитный обед и просидел в палате до самого вечера, изредка отлучаясь в местную столовую за сэндвичами и яблочным соком. Отец не велел мне общаться с незнакомцами, но этот милейший юноша с доброй улыбкой не внушал ни малейших опасений.
Доктор Никлас Найгард, интерн из Стокгольма, другой цитадели Сайена, спас меня от смерти и потрясения, вызванного моей принадлежностью к ясновидцам. Не очутись он рядом, вряд ли мне бы удалось пережить это «открытие».
Спустя несколько дней меня забрал отец. С Ником они познакомились на медицинской конференции. Прежде чем получить должность в СТОРНе, юный врач проходил в городе практику. Он, кстати, не сказал ни слова о том, что делал на маковом поле. Пока отец ждал в машине, Ник опустился передо мной на корточки и взял за руки. Помню его удивительно красивое лицо с четко очерченными бровями и изумрудно-зелеными глазами.
– Пейдж, – тихо проговорил он, – слушай меня внимательно, это очень важно. Твой папа считает, что тебя покусала собака.
– Но это ведь была тетенька, – возразила я.
– Видишь ли, sötnos[4], тетенька была невидимая, а взрослые в таких вещах ничего не смыслят.
– Но ты же смыслишь.
– Конечно, но я не хочу, чтобы другие взрослые надо мной потешались, поэтому лучше им не рассказывать. – Он ласково погладил меня по щеке. – Обещай, что не расскажешь о тетеньке. Пусть у нас будет маленький секрет. Договорились?
Я кивнула, готовая пообещать ему весь мир – только попроси. Настал день отъезда в цитадель. Усевшись в машину, я припала к окну. Молодой доктор смотрел нам вслед и махал на прощание.
У меня остались рубцы от той памятной стычки. Хотя призрак разодрал руку почти до локтя, шрамы сохранились лишь на левой ладони.
Я держала обещание и целых семь лет свято хранила тайну, а если и думала о ней, то только украдкой, под покровом ночи. Ник знал правду, знал, где собака зарыта. Все эти годы меня терзали мысли, где он, как живет, вспоминает ли о юной ирландке, которую вынес с макового поля. Спустя семь долгих лет мое молчание было вознаграждено: Ник разыскал меня. Может, ему удастся сделать это и сейчас.
