Но на сей раз не добралась даже до эфира. Меня словно парализовало.
Страж. Теперь он пил мою ауру. Я лишь беспомощно наблюдала, как серебряная нить тянется к нему, точно цветок к солнцу.
Внезапно все прекратилось. Между нами как будто лопнула невидимая струна. Только зрачки рефаита стали кроваво-красными.
Под моим взглядом он отстранился и посмотрел на Наширу.
В часовне воцарилась тишина. Наконец рефаиты в плащах поднялись и бурно зааплодировали. Я изумленно застыла на полу.
Нашира села рядом и положила ладонь мне на затылок.
– Браво, моя маленькая странница.
У меня внутри все помертвело. Она знает!
Рефаитка поднялась и направилась к Себу. Тот со страхом наблюдал за каждым ее движением.
– Благодарим за помощь, юноша. – Руки в перчатках обхватили его голову. – Вы нам больше не нужны. Прощайте.
– Нет, умоляю! Пощадите! Пейдж, я не хочу умирать… Пейдж!
Нашира рывком свернула мальчику шею. Заплывшие глаза едва не выскочили у него из орбит, с губ сорвался натужный хрип.
– Нет! – завопила я, не в силах поверить в происходящее. – Нет! Ты… ты его…
– Слишком поздно. – Нашира разжала ладони, и голова Себа упала на грудь. – У тебя был шанс сделать это самой, номер сорок. Причем безболезненно. Но ты предпочла другой вариант.
Самое страшное – она улыбалась! Кровь ударила мне в голову, и я с кулаками ринулась на убийцу.
Страж и Альсафи схватили меня за руки. Я брыкалась и рвалась вперед. Волосы слиплись от пота, лицо горело.
– Сука! – орала я. – Кровожадная садистка! Он ведь даже не ясновидец!
– Верно, – спокойно подтвердила Нашира. – Но, как тебе известно, из душ невидцев получаются отменные слуги. Согласна?
Альсафи едва не сломал мне плечо. Я впилась ногтями в больную руку стража. Ту, которую сама же и перебинтовывала. Он заметно напрягся, но мне было плевать.
– Я убью тебя! – надрывалась я. – Убью вас всех, сволочи! Клянусь!
– Не зарекайся, номер сорок. Мы сами тебя обречем.
Альсафи швырнул меня на пол, едва не разбив лоб. У меня помутилось в глазах. Тяжелая нога уперлась мне в спину, не давая шевельнуться. Внезапно адская, невыносимая боль пронзила плечо. Кожу жгло как огнем. В часовне запахло паленым. Не в силах больше терпеть, я заорала.
– Обрекаем тебя на вечную службу рефаиму, – торжественно проговорила Нашира, не сводя с меня взгляда. – Обрекаем меткой огня. Двадцать пятьдесят девять сорок, отныне и навеки ты принадлежишь стражу Мезартима. Да будет забыто твое истинное имя до самой твоей смерти. Твоя жизнь теперь принадлежит нам.
