— Да все у тебя будет, — сказала она. — Ты ж это… Не уродина какая. Так только, в веснушках.
Мошка сама поняла, что ляпнула от души, но ничего лучше не пришло в голову. К счастью, Пирожок, с головой погрузившись в собственные мысли, пропустила слова Мошки мимо ушей.
— Бесполезно, — протянула она, — кто меня возьмет с таким прошлым. Тебе еще не рассказали? Ну, расскажут… Отец хотел жениться на маме, а потом его переклинило и он уплыл в море. Когда вернулся, мама уже умерла. А мне было десять лет.
— И он тебе ничего не дал?
— Ну еще бы… Взял к себе. Ты же видишь, дал мне место. Что еще сказать…
— Так Бокерби — твой отец?
— Ну да. Он хороший. Когда мы вдвоем, не грубит, не обижает. Наверное, ему жаль, что он не женился на маме и не может теперь называть меня дочерью. Смешно даже — мы выписываем столько брачных свидетельств для всяких людей, а если хорошо попросят, даже ставим прошедшую дату. Чтобы ребенок был зачат в браке, как положено. Но мне уже поздно что-то менять.
Пирожок нахлобучила парик на два кулака, покрутила его, осматривая со всех сторон, и сказала:
— Ну вот. Вроде сойдет.
Когда Клент вернулся в комнату, Мошка уже начищала его ботинки. Ее невозмутимый вид слегка насторожил его, но он не подал вида. Вместе они спустились к завтраку.
За столом Клент держался необычно тихо. Мошка решила, что он планирует разговор с Куропатом. Все, что ей нужно знать, он обязательно ей сообщит. Ее собственная голова была занята мыслями о Сарацине — как приятными, так и тревожными.
Бокерби объяснил им, что баржи и яхты швартуются вблизи Рыбацкой бухты, но после завтрака там никого не застанешь.
Рыбацкая бухта врезалась в старую городскую стену, чтобы было удобнее разгружать суда. Мошка и Клент спустились к берегу по дорожке из кирпича, переходящей в деревянный трап, по которому моряки катают бочки.
— Вон она, наша баржа, — сказала Мошка.
«Пылкая дева» стояла в самом конце причала, чуть поодаль от прочих судов, словно робея вопреки своему имени. На палубе виднелся единственный моряк, он сидел на корточках и складывал канат, который казался совсем белым в загорелых руках.
— Воистину, Мошка, — сказал Клент, — джентльмену часто приходится щадить чувства других, невзирая на собственные. Капитан Куропат, скорее всего, сейчас пребывает в подавленном настроении после всего, что в пылу момента наговорил обо мне. Если я поднимусь на борт, мой вид может вызвать в нем…
— Желание подвесить вас за причиндал.
