[120] и пришла к нам, но ее облик ты бы никогда не выбрал, насколько я тебя знаю, отец, да и на мужчину в водолазке ты не похож, да и меня в этой роли ты бы не хотел видеть, меня ты рассматривал скорее как ролевую модель, но для кого? ни одна для нее не подойдет, и, э-э, там что-то объявляют, но я уже не слушаю, миллионы у экранов телевизоров отвлекаются на все, что покажут, чтобы за них поспорили, в туалет, телевизор тем временем остается на своем месте, люди не очень хорошо видят, какая ожесточенная идет за них борьба, на ярком экране в ярком свете, его они не могут взять с собой в туалет, нет, в могилу тоже нет, но другие приборы вполне, их вы можете взять, чем меньше прибор, тем проще вам взять его с собой, куда захотите, из человека струится свет, как от создателя, нет, не прямо из человека, но из всех этих совершенно новых приборов, что тоньше листа бумаги (и что я еще пишу?!), как будто у каждого был свой собственный создатель, все это просто удивительно, на экране появляется совершенно новый человек, да, даже на том, самом маленьком, вы же говорили, что эти экраны бывают даже такими маленькими, вы прямо сейчас можете взять его и носить с собой все время, вы можете смотреть на него где угодно, где бы вы ни были, а скоро и через ваши собственные очки, да, даже через те, в которых вы читаете, то есть вы сможете смотреть вблизь, а не вдаль, не важно где, новый человек во всем своем блеске, даже если это ложный блеск, с которым у нас еще нет опыта, но это все равно все тот же блеск, только прибор новый, то есть ложный, нет, новый, ну да, предложение, которое в то же время собственная противоположность, вы узнаете это предложение, если прочтете его? Да, вы даже узнаете марку продукта, предположения, которое основывается на опыте; если я бы могла думать, если бы знала, о чем я тут говорю, мне это не нравится, но вот тут кое-кто, короче не скажешь, это тоже предложение: тут кое-кто, кого я не могу описать одним предложением, потому что он и ЕСТЬ это предложение, у меня нет опыта, вообще никакого, который я могла бы выразить этим предложением, это предложение для меня избыточно, но этот человек нет, этот человек на экране, он что-то для меня значит, но я не могу этого сказать, потому что у меня нет для него предложения. Я могу его видеть, но сказать вам о нем я ничего не могу, о герое, предложение и противоположность в одном, некоторые видят его, немногие, которые и не должны бы, другие, которые сейчас как раз в сортире, sorry, его не видят, и этот новый человек, слепленный из грязи и оснащенный именно такой лампочкой набалтывания, которая где-то тут уже упоминалась, он не может даже сотой части из того, что могут его приборы, его тело тоже скоро умрет, его он не контролирует, только удаленное обслуживание, только пальцы, они у него еще есть, он еще может ими двигать, он водит ими над своим куском стекла или что это, да, водит по нему, вот, и что же он сообщает остальному миру? Ну, скажем так: новое Евангелие счастья. Это могло быть и что-то иное, но я выберу это. И поскольку никаких предложений у меня для этого нет, вы можете назвать это как-то иначе. Мне все равно. Те, кто его видит, обладают прибором, аппаратом, поскольку они слушали его, водили пальцами и делали, что он говорил, а другие нет. Дорогие люди, время пришло, настало время, понятия не имею, какое, это время, когда, нет, чтобы там ни было, тишины и покоя точно не будет, это точно, ничто не прочно, и это точно, дорогие люди, не стоит отрицать ценности друг друга! У героя они свои, а у вас свои! Герой представляет больше ценности, вы меньше, но вовсе никакой ценности вы не представляете! потому что вы браво клеите на фирменные пакеты фирменные логотипы – так практично! – налепите на эту штуку в пакете ее ценник, внутри всего лишь новое пальто, я знаю, вы его не произвели, но вы лепите на него его стоимость, написанную на маленькой этикетке, это тоже работа, что-то производить, писать что-то на этикетке, кому вы это рассказываете, если кто-то и знает, что писать – это работа, так это я, и вообще: производство чего угодно – это работа! ценность представляет работу, она делает это не очень хорошо, я считаю, эта ценность не слишком уж одаренный актер, я лучше возьму сам товар, то есть прибор, а потом не стану делать работу, она и так протекает, как текут людские массы, на лав-параде или где-то еще, где они давят друг друга. Все течет, люди текут вокруг и давят друг друга, в такт музыке, я, к сожалению, бестактна, поэтому я и пишу это, поэтому: постоянно писать! только не останавливаться! люди постоянно движутся, но музыка – это музыка, она тренирует, их так много, тех, кто хочет ее слушать, лучше всего вместе с другими, слушать музыку с другими людьми, что может быть прекраснее? среди них так много тех, среди их тренировочных кроссовок, которые теряются, когда они давят друг друга или как-то иначе перекрывают кислород, шнуровка кроссовок не выдерживает, люди ведь утекают так быстро, их так много, все течет, и музыка тоже, совершенно беспрепятственно, если бы она хотела кому-то воспрепятствовать – началась бы паника! Если они ничего не смогут слышать, люди по-настоящему разозлятся. Что же делать? Что нам с ними делать, что нам делать с рвущимися, с рвущимися к сцене, с теми, кто хочет на нее забраться, там играет музыка, что мы теперь будем делать, когда они потеряли свои кроссовки, куда им теперь? Пусть идут куда хотят и лезут куда хотят, разумеется. К музыке. Они не герои, конечно, некоторые могут таковыми стать в этой исключительной ситуации (не путать с ситуацией прямого включения!), если есть исключительные ситуации, могут быть и исключительные люди, но и они не будут исключением, конечно, они будут исключены из общего числа устроителем, но не исключена их смерть в результате падения, удушья, что это, что это там образовалось? вакуум? Что это сгущается в герое? в человеке, который держит на руках девушку, чтобы она смогла дышать, у него не получилось, но он все равно держит ее, чтобы у нее получалось дышать, маленькая мышка. Что там возникло, в большинстве нет, эти давят других, что за человек там возник, это не тот или не то, что я понимаю под героем. Это он, или это не он. Нет, это другой! Нет, и не он тоже. Работа, которая была к чему-то приложена, должна тоже получить возможность как-то выразить себя, и сейчас она выражает себя, как госпожа Вальтраута или как там ее, работа выражается и бежит у людей из ушей. А они вечно улыбаются, как бог, но не являются таковым. Герой выбрал ее, девушка выбрала жизнь, он решил отдышаться, а эта дама выбрала себе новое пальто, в котором заключена работа людей, зачастую еще детей, я уже говорила, течет, как Рейн, только маленький, я и говорю! Но я не хочу больше отклоняться от темы, папа, потому что речь ведь идет о нас обоих. В конце концов, разговор только о нас. Мой герой и не взглянет на золото, он сплавит его другим, но сам интереса к нему не проявит. Он будет интересоваться только самим собой, саморожденный, прирожденный, собственнорожденный. Ему герой не нужен, отец, богу тоже никто не нужен. Но у него есть все, что ему нужно, потому что он сам это создал.
