Она вообще не переносила все эти медицинские обследования и всегда шла на них только по крайней необходимости, ассоциируя их с казнью. А уж раздеваться донага перед этими, скажем честно, неизвестно кем (даже не назвавшимися), не собиралась совсем.
Инопланетянин не просто почувствовал недовольство женщины, он его увидел, опять же приметив плеснувшую из ушей кровь, потому спешно протянув руку, утер ушные раковины, и пояснительно сказал:
— Для полноценного обследования лучшим образом было бы снять вещи, тем более при любом исходе они вам не понадобятся в ближайший срок. Но если вы, Дарья Александровна не желаете, хотя бы снимите верхнюю одежду и обувь.
Неприкрытый намек на то, что она увидит родных не скоро, хлестко полоснул женщину по мозгам, осознанием какой-то законченной участи, вызвав очередную в них боль и судорогу в правом бедре ноги. Отчего Дарья тягостно застонав, одной рукой принялась растирать бедро, а другой придержала раскачивающуюся один-в-один, как у инопланетянина голову, тяжелую и точно дурную.
Серо-вощеный немедля выпустил из хватки руку Даши и загулил в сторону соплеменника, застывшего подле экрана и зримо увеличившего сами объемы шарообразного устройства, будто разворачивая его недра. Когда острая боль в бедре сменилась на тянущую, Даша принялась медленно расстегивать на куртке замок, снимать ее, и кроссовки. Понимая, что в данный момент без обследования не обойтись, осознавая, что еще десяток минут этих мучений, и она сама себе вырвет постоянно отдающий болью мозг. Расшнуровав кроссовки и вытащив ноги, Дарья положила сверху на них куртку, да вскинув взгляд от серых полос (оставленных на полу ихними подошвами) на инопланетянина стоящего напротив, нервно вздохнула. И тотчас миндалевидные его глаза, увеличившись в размере, выказали внутри черных радужек подобие белых зрачков, словно жаждая, мечтая понять саму суть Даши, разгадать ее появление и становление, ощутить, ощупать мысли, чаяния, испытанные чувства.
— Не смейте этого делать! — жестко крикнула женщина, узрев, как весьма стремительно дернул в сторону взгляд инопланетянин, будто испугавшись мощи ею указанного. — Вы, что не понимаете, у меня все болит! Все, тело и особенно голова, мозг, — теперь Даша, однозначно, жаловалась, чего делала редко, привыкнув с детства терпеть и хранить в себе сам смысл пережитого, редко позволяя слезы, стоны, жалобы. И высказывая их зачастую не родителям, коллегам, а маленькому Паньке живущему, дышащему с ней на одной волне.
