По то сторону Солнца. Часть вторая - Елена Александровна Асеева

Камал Джаганатх после трех колоходов жизни на планете Велесван, системы Дюдола-тиара, Галактики Сварга окончательно сроднился, как с самими велесвановцами, так и с их расаначальником Аруном Гиридхари. Воспоминания о Земле и солнечниках под опытным руководством ассаруа истончались. Не то, чтобы юный авгур не помнил, тех с кем был когда-то связан близкородственными узами, просто под умелым наставлением негуснегести данные чувства ослабевали, а слабея, и самих солнечников, превращали всего-навсего в дымчатые воспоминания.

Фантасмагории, связанные с сыном, каковые волновали в первую четверть первого колохода жизни на Велесване, более не появлялись, так точно утрачивались и эти родственные узы к Пашке. Потихоньку (ибо это были именно медленные изменения) перетекая в чувства родственной любви и преданности к Аруну Гиридхари, подобному отцу, и всем велесвановцам, заменившим братьев, сестер, детей.

Негуснегести несмотря на общую занятость был всегда предельно внимателен и заботлив к Камалу Джаганатху. В приоритете оставляя его обучение, мысли, тревоги, беседы с ним. Как оказалось в дальнейшем, уникальность юного авгура была связана только с фантасмагорией и передаче диэнцефалону правления организмом. Во всем остальном он был обычным, или коль говорить правдивей, неуспешным в обучении, как говорил сам Камал Джаганатх (всегда болезненно переживая свои неудачи) «провальным лузером».

Повышенная импульсивность, которую приметил в нем Арун Гиридхари, оказалась побочным эффектом в развитие диэнцефалона юного авгура, а потому с ней считались велесвановцы, халупники, рабы, и сам ассаруа. Не только игнорирующие порой не контролируемые вспышки гнева Камала Джаганатха, но и собственными поступками, речью не позволяющие тем вспышкам возникать.

Видимо, именно по причине данного развития диэнцефалона и обучение ссасуа негуснегести проходило более медленно. Так как пропущенные Камалом Джаганатхом, хоть и не частые, фантасмагории надолго отодвигали занятия, но и сам он, при любой трудности, категорично и нервно выплескивал чувства негодования на себя.

— Почему, голубчик, ты к себе столь предвзято относишься, — почасту успокаивая, говорил Арун Гиридхари, как всегда тональностью отдельных звуков лаская собственного ссасуа. — Невозможно во всем быть лучшим.

— А в чем же я ассаруа лучший? — сердито откликался Камал Джаганатх и также гневливо тряс своей удлиненной, по виду схожей с яйцом головой, на макушке которой отросли сантиметров на пятнадцать густо-желтые волоски, кои ему халупники, подобно негуснегести, заплетали в десять тонких косичек.