Олимпия | страница 88



Что ты делаешь, Лима?

Умираю от страха. Что, не видно?

Слабачка. Да, это говорю тебе я, Мятежница. Теперь у меня есть имя, и я никуда не собираюсь уходить!

Лима вытерла слезы.

Мятежница выждала немного, потом добавила. Чем быстрее ты смиришься с неизбежным, тем быстрее начнешь мыслить здраво.

Как это? Кроме пыток и смерти в будущем ее не ждет ничего.

Мятежница была не согласна. Пугает неизвестность, так уж человек устроен, но как только он видит перспективы и конец пути, то его образ мысли меняется. Итак, что ты намерена делать?

Лима не могла ничего ответить. Не могла и не хотела.

Постепенно голос пропал. Наверное, он это только слуховая галлюцинация, не более.

Мыслить здраво?

Лима ткнулась лицом в матрац. Ей было наплевать на грязь и вонь, она от души дала волю слезам. Когда дверь снова с грохотом распахнулась, пленница была даже рада приходу церберов. Заикаясь, не в силах вымолвить ни слова, Лима обвисла в их руках.

Сцена повторилась: комната, стул, ледяная вода. Вопросы командир убийц задавал те же самые, выдвигал те же требования и давал те же обещания: горячая еда и душ.

Лима молчала, настаивая на том, что ничего не знает.

Вы просто ошиблись! Арестуйте другую!

Снова электрошок, но на этот раз сила тока куда меньше. Ее настроили так, чтобы Лима не теряла сознание. Заходясь криком, она каталась по полу. Прокусила губу, содрала кожу на плечах, запястьях и коленях.

Снова вода и вопросы, на которые Лима традиционно отвечала: не знаю.

Олимпийцев, конечно, не удовлетворяло такое упрямство.

Затем один из церберов пустил в ход кулаки, и все, что было с ней до этого, показалось Лиме легко разминкой.

Примерно десять часов спустя - или, может, неделю? - в камеру к ней явился олимпиец, проводящий допросы. Один. Присев на корточки перед лежащей Лимой, он посветил ей в глаза ручным фонариком. На нем была та же пластиковая маска в виде оскаленной демонической морды.

Поняв, что происходит, Лима начала отползать в угол, пока не забралась в него. Дальше отступать было некуда. Она обхватила колени руками, напряглась, ожидая новой порции побоев. Ее лицо опухло, один глаза превратился в сплошную гематому, губа разбита. Боль невероятная. Боль всюду. Кровь на открытой плоти засыхает обширными коростами. Сам нос вроде бы не сломан, но дышать трудно, так как он забит соплями.

Вдобавок ко всему Лима простудилась. Свет фонаря слепил ее, но она видела, где сидит олимпиец.

Если он пришел продолжить воспитательную беседу, она умрет.