А сам виноват! Клюнул. И начал уходить влево, словно на саночках по маслицу. Надо немедленно останавливаться. Но как? Что, разве будет безопасней узкая бровка, сползающая неверною волной в безбрежность, в полный штиль до горизонта белых предрассветных полей? Не факт. Всего лишь десять километров продержаться. Или пятнадцать. До лукойловской заправки. Там можно съехать с трассы, встать, никому не мешая, у самой дальней бровки большой пустой площадки, задвинуться, словно уменьшившись в размерах до спичечного коробка, невинного, невидного предмета, физически как будто выпасть из реальности, откинуть спинку кресла и заснуть. Пятнадцать минут, двадцать – вполне достаточно. Чтобы немыслимая тяжесть – свинец, который заливает веки, ртуть, что заполняет жилы, черный чугун конечностей и головы – преобразилась в пух-перо. Легкость и ясность приближающегося дня.
Всего-то навсего. Пятнадцать километров и десять минут. Ватно-резиновые опять двадцать пять. Как одолеть их, эти минуты, эти километры? Как не убить себя и неизвестное пока число и встречных, и попутных?
Скорее опустить стекло? И сунуть голову в дыру, навстречу холодным иглам, нос, лоб и щеки жалящим дробинкам синевы? Вдохнуть фисташковую зелень ночного эскимо? Заряда хватит ровно на одну минуту. И снова слезная жидкость делается сапожным клеем. Смежает, сводит веки, губы и маленькие камертоны-косточки в ушах. Все замирает, гаснет и сливается в одно затмение.
Опять ушел с пегого серебра дороги. И только чудом разминулся с зеброй отбойника.
Взять себя в руки. Вынырнуть из безнадежной, лишенной воздуха и жизни монотонности. Поехать поактивней. Резче. Движение. Движение. Догнать и обогнать старую, плоскую «Волгу». Плотно, с ускореньем, с хорошей тягой войти в широкий поворот, и там, на выходе, на горке с размаху сделать китайский грузовичок. И бодро дунуть по прямой навстречу фонарям Демьяновки.
Но мозг предательски отказывается признать главенство мышц. Бусины приближающихся фонарных столбов деревни гипнотизируют, невольно заставляют концентрироваться на чем-то равномерно повторяющемся, чередующемся, тянущемся, и тогда опять дорога начинает уходить из-под машины, плыть, елозить, как ненадежно закрепленная полоска ткани.
Еще немного продержаться. Десять километров. Чуть-чуть. Не останавливаться в деревне, где радужная придорожная нечистоплотность. Свет и движенье. Тени и звуки, которые прогонят сон, едва лишь остановишься, и прекратится мерное покачивание, однообразное наматывание ленты шоссе на черные колеса-катушки. Собраться, точнее расслабиться, ни в коем случае не концентрироваться ни на чем, не фокусировать внимание на движущемся или неподвижном, взгляд, зафиксировавшись, мгновенно створаживает, отключает мозг, нет, вместо этого зрачки должны, как лодочки, качаться и подпрыгивать в набегающих волнах и пене внешнего мира.
