Фултон запросил в штаб-квартире ЦРУ разрешение продолжать контакт. Его впечатлила настойчивость мужчины. Он написал в Лэнгли: нет большого риска в том, чтобы припарковать машину на улице и дождаться, когда мужчина подкинет конверт в окно. Этот человек “уже, по сути, сделал это дважды”, указал он, и КГБ при желании мог уже задержать их.
Фултон понимал, что в штаб-квартире возникнут сомнения. Они могут спросить: а не слишком ли невероятно, что россиянин в Москве безо всякой помощи распознает шефа резидентуры США, чтобы передать тому записку? В январе, к моменту передачи первой записки, Соединенные Штаты уже выслали сотрудника КГБ, работавшего в ООН, — так, может, это ответная западня? Но все же что-то в поведении мужчины внушало Фултону, что он действует искренне. Фултон написал в штаб-квартиру, что, по его мнению, мужчина выбрал его на заправочной станции для дипломатов случайно и, вероятно, запомнил номер его машины; поэтому не было “ничего необычного” в том, что он продолжал искать с ним контакта. Фултон пообещал, что “ни при каких обстоятельствах” не будет выдвигаться в другое место, где может быть организована ловушка{52}.
В штаб-квартире, однако, отнеслись к этому с большим подозрением и велели Фултону не подавать никаких сигналов.
Несколько месяцев спустя, в мае 1977 года, мужчина в четвертый раз обратился к Фултону. Он прятался в телефонной будке рядом с машиной Фултона, и в руках у него был пакет. Фултон увидел неподалеку оперативников из КГБ и пакет брать не стал.
Мужчина постучал по машине Фултона, чтобы привлечь его внимание. Фултон, как его и проинструктировали, не реагировал{53}.
Летом работа Фултона в Москве подошла к концу. Новым шефом московской резидентуры стал Гарднер “Гас” Хэтэуэй, который подходил к делу иначе. Он вырос на юге Виргинии, о чем свидетельствовали легкий акцент (мягкое, раскатистое “р”) и манеры джентльмена, сочетавшиеся с твердым сознанием своей миссии. Хэтэуэю было 53 года, в конце 1950-х он служил в ЦРУ в Берлине, а потом в Латинской Америке и был склонен работать агрессивно, предпочитая настоящие операции.
Весной и в начале лета 1977 года у московской резидентуры начались проблемы с Огородником. В феврале для него оставили полую ветку, которую он не забрал. Он заложил посылку в тайник по графику в апреле, но, открыв ее, технические специалисты резидентуры заключили, что передача подготовлена кем-то еще. Фотографии Огородника обычно были безупречны, а тут они казались сделанными небрежно.
