Сочинения студентов не радовали ни мозг, ни душу. Кто-то неумело скомпилировал эссе из интернета, кто-то просто не мог стилистически приглядно выразить свои мысли. Только некоторые работы были действительно интересными, в них были свежие идеи и искренние рассуждения. Среди лучших Агния всегда отмечала сочинения одной из своих самых любимых студенток, девочки по имени Лика.
Пусть преподаватель должен быть беспристрастным, но с этой девочкой Агния чувствовала необъяснимое родство душ. Она почти ничего не знала о Лике, но где-то внутри она хотела бы с ней познакомиться ближе. Может быть, даже подружиться. Странное желание для преподавателя, но у Агнии было только несколько занятых своей собственной жизнью друзей и ни одного человека, с кем бы она могла быть абсолютно откровенна. Почти не знакомая девочка, казалось, могла бы понять Агнию лучше, чем все ее друзья и приятели.
Агния вздохнула. Дышать в корсете было нелегко.
Она устала за дни, недели, месяцы, годы, так похожие друг на друга. Хотелось просто валяться на диване и ничего не делать, ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Но сковывающий тело корсет ощущался на удивление хорошо, словно кто-то схватил ее, встряхнул и попытался собрать воедино, склеить ее, рассыпающеюся в пыль. Кто ты есть, вопрошал этот кто-то, сжимая ребра так, что перехватывало дыхание. Агнии надо было лишь потянуть за несколько шнурков, чтобы избавиться от этого чувства, но она не хотела. Она не могла. Она должна была его запомнить. Надолго. На следующие дни, недели, месяцы, годы. Она должна его помнить. Чтобы не раствориться в рутине. Чтобы существовать. Чтобы быть.
Агния налила еще вина. Вдохнув полной грудью, так, что хрустнули косточки корсета, она закрыла глаза и свернулась калачиком на диване. Укутавшись в вязаную кофту, Агния почувствовала, как тепло расходится по всему телу, растекаясь вместе с кровью по самым тонким капиллярам, достигая кончиков пальцев на руках и ногах. Наконец, ее сердце успокоилось. Постоянно мечущееся и страждущее, сейчас, пусть и на мгновение, оно забилось ровно и спокойно, словно очарованное предвкушением чего-то несбыточно прекрасного.
***
Рыжий снова сидел, по-турецки подогнув ноги. На нем было покоцанное меховое пальто и меховая шапка, которую он надел почему-то мехом во внутрь. Он играл в карты с двумя другими игроками. Их лиц было не разобрать. Их силуэты слишком расплывчатые, слишком серые на фоне пылающего в лисьей шубе Рыжего. Вдруг один из серых небрежно швырнул червовую даму. Откуда, подумала Лика, у него были одни тузы. Рыжий захохотал. Лика отчетливо рассмотрела его карты - только джокеры. Какая глупая игра, подумал Лика, - в колоде ведь только два джокера, и никак не шесть. Настойчивый фальцет будильника не дал увидеть, какой ход сделал Рыжий.
