- Ведь они говорили тебе, те люди в деревне? Они предупреждали тебя? - Доминик улыбнулся уголками рта, и было невозможно разобрать, чего в этой улыбке было больше - ехидства, презрения, злобы или обиды.
Он встал и вышел из комнаты. Тишина вернулась.
***
Лика почувствовала, что у нее онемели ноги. Она почему-то спала полусидя, поджав их под себя, поперек кровати. Ей было неудобно и тревожно. Девочка вытянулась и стала растирать пощипывающие лодыжки. Что-то было не так. Она чувствовала себя разбитой и виноватой. Опять эти чувства, которым так сложно найти объяснение. После нескольких минут раздумий в ее голове как вспышка блеснула одна-единственная причина - Доминик. Он приходил к ней ночью, он сказал ей, что он вампир. И только ему известно, ради чего он на это решился.
По ногам все еще ползали мурашки. Сквозь щели в задернутых шторах в комнату начало проникать утро. Свет крался по полу, дотянулся до стола, на котором стоял стакан с водой, начал играть с его гранями, складывать радужную мозаику.
Это был всего лишь сон. Один из ее многочисленных кошмаров. Ей приснился Доминик. Это не могло быть правдой.
Лика сделала глоток из искрящегося стакана, узор на полу дернулся и полетел вверх по обоям.
Это не могло быть правдой. Не могло. Быть. Правдой.
***
Жареный цыпленок, приправленный вином и водкой, на ужин стал очередной причиной всеобщей неявки гостей к завтраку. Отдыхала и хозяйка. По обыкновению в гостиной сидели только Лика и Доминик. Никто из них не проронил ни слова. Застывшие в своем предсмертном ужасе птицы тупо сверкали на них своими черными зрачками. Тишина была острой как лезвия лопастей. Каждый еле различимый шорох и каждое прикосновение белоснежной чашки к блюдцу, легчайшее трение тонкого фарфора было как удар ножом в самое сердце. Лика чувствовала себя слоном с десятитонными бубенчиками на шее, который вторгся в чужой дом как раз в тот момент, когда все присутствующие встали, чтобы почтить минутой молчания память безвременно почивших.
Бежать из этой тишины было некуда. Идти в деревню она не хотела. Каждый из живущих там людей напоминал ей марионеточных человечков, которых посадили в картонные коробки, предварительно внушив им, что этот мир прекрасен и лучше мира нет.
Оставался только лес. Вряд ли в это время года в этом был какой-то смысл, но это был единственный вариант.
Лес оказался совсем заброшенным. Здесь было много высохших деревьев, которые давно погибли, но все еще стояли, опершись о ветки друг друга. Некоторые тропинки были преграждены упавшими стволами. Чтобы обойти их приходилось углубляться в чащу, где было еще беспорядочнее. Лика ожидала увидеть серебряную паутину, сверкающую на холодном ноябрьском солнце, золотой ковер из листьев, запоздавшие грибы-одиночки. Но все, что попадалось ей на глаза, - это сухие, вцепившиеся в друг друга ветки, колючие кустарники, отвратительные наросты лишайников и трутовиков, грязно-желтый выцветший мох и разбросанные то там то сям бутылки из-под алкоголя.
