- Вы с братом сюда ради нас приехали? - спросила Лика у Лауры, когда все немного успокоились.
- Что? Да. Нет, - встрепенулась та. - Я приехала. Доминик здесь уже давно сидит. Окончил университет и приехал сюда летом. Не знаю, что он тут делает один, - Лаура скорчила гримасу.
- А что он учил в университете?
- Историю. Хотел быть археологом - открывать миру еще неведомые культуры. Хи-хи. Но потом ему стало это неинтересно, так же, как вообще все в мире.
Несмотря на то, что было уже за полночь, ужин продолжался.
Лика поднялась к себе в комнату и легла в постель. Снизу по-прежнему доносился смех. Девочка потушила свет ночника и с головой залезла под одеяло.
***
- Я не знаю, почему, но мне кажется, ты единственный человек, который может меня понять. Ты - единственный человек, кому я могу сказать об этом и кому я хочу сказать об этом.
Лика не слышала слов, которые на удивление быстро вылетали из рта Доминика. Всегда молчаливый и сдержанный, сейчас он говорил пылко, даже сбивчиво, а главное - безостановочно. Словно боялся ответа на свою самую первую фразу, свое признание, вытолкнутое из себя с муками Эдипа узнавшего, кто он.
Наконец, в комнате стало тихо. Тишина была свинцовой, под ее тяжестью звенело в ушах и бушевало в висках. Два сердца стучали так, как мелькали бы лапки шустрого кролика, если бы за ним гнался матерый охотник. Эту тишину надо было немедленно разбить, чтобы она разлетелась на триллионы осколков, но где найти подходящее орудие, чем запустить в этого вязкого, холодного и к тому же невидимого врага?
Лика не находила подходящих слов. В голове вертелось только одно, но его ни в коем случае не следовало произносить. В самом деле, что можно ответить человеку, который со всей серьезностью считает, что он вампир? Конечно, можно предложить ему обратиться за некоторой психологической помощью, наверно, можно пошутить, а может, следует просто убраться подальше, оставив беднягу наедине со своими фантазиями. Ни один из вариантов, как назло, абсолютно не подходил.
Доминику нельзя было не верить. В его ледяных глазах было столько отчаяния и боли, что им нельзя было не верить. В этих глазах сверкали айсберги, и, если глаза есть отражение души, то можно было только догадываться, что с ней случилось.
О том, что Доминик странный, знали все. О том, что он считает себя вампиром, благодаря сарказму Лауры, было тоже ни для кого не секрет. Но сейчас он сидел на Ликиной кровати, не двигаясь, скорчившись от напряжения, распахнув два замерзших океана своих глаз, ожидая приговора. И то, что было известно всем, приобретало новый смысл, смысл тайного знания.
