Девочка стояла над возвышающимся бугорком земли, и всего лишь какой-то метр или чуть больше, отделял ее от бабушки. Кажется, так просто - раскопать эту землю, открыть обитый бархатом ящик и обнять дорогого человека. Так легко и одновременно так невозможно.
Вера Павловна поставила у изголовья могилы, туда, где весной будет установлен памятник, чистое блюдце, налила в рюмку воды и положила несколько конфет. Пока она все это делала, она разговаривала с бабушкой, сбивчиво пытаясь рассказать, что у них с Ликой все хорошо. Сама Лика молчала. Иногда ей хотелось прийти на кладбище, сесть рядом с бугорком земли и поговорить по душам. Но когда она приходила, ей становилось неловко, и ее воображаемый монолог терял свою сакраментальность. Девочка никак не могла почувствовать единение с этим местом, со сверкающими венками, с тишиной, нарушаемой только щебетом птиц. Ожидаемое успокоение не приходило. Все выглядело ненастоящим и чужим, а пространство под могилой казалось пустым. Как ни пыталась, Лика не могла представить себе, что там внизу лежит ее бабушка, это просто не укладывалось в голове, там должно быть пусто, абсолютно пусто, но где же тогда бабушка?
Лика подумала о бабушкиной комнате, о ночном столике, на котором стоит ее фотография и лежат ее вещи. По некому молчаливому согласию эта комната стала поминальной каплицей, где столик играл роль алтаря. Там Лика действительно могла поговорить с бабушкой. Но было ли это место ее настоящим домом? Эта мысль не давала Лике покоя. Она вспомнила о заброшенной деревянной хатенке в не менее заброшенной деревне. Там бабушка прожила большую часть своей жизни, там она воспитывала детей, любила и мечтала и, наверно, когда-то была счастлива. Сейчас ее дом, наполненный воспоминаниями, одиноко догнивал под тяжестью сломленной яблони.
Лика тяжело вздохнула и закрыла глаза. Что она могла сделать? Чтобы восстановить это место потребовалось бы очень много денег, сил и времени. Ни первого, ни второго, ни третьего у нее не было. В любом случае, кто будет заботиться о доме, когда ей исполнится столько же лет, сколько сейчас Вере Павловне, или потом? У него все равно никогда не будет вечности, вечности, которая есть у бабушки. Через лет сто или двести и эта могила зарастет, и городские власти будут продавать эту землю для повторных захоронений. Не останется никого, кто зажег бы свечку или поговорил бы с фотографией, не останется ничего.
У Лики сжалось сердце. К горлу подступил комок слез. Не сейчас. Лика открыла глаза и заставила себя больше не думать о вечном. Лучше было вообще избегать мыслить философскими категориями жизни и смерти, потому что для нее подобные размышления превращалось в торнадо, затягивающий все глубже и глубже в свою бездонную воронку.
