«Ой да как тетка Акулина
Свово зятя полюбила…» —
доносился с моста озорной тенорок закоперщика, и сразу несколько голосов подхватывало: «И-эх!..»
Высоко взлетала над сваей тяжелая многопудовая деревянная баба и с силой опускалась на сваю.
— Чего это строют? — поинтересовался Куманин.
— Дорогу. К новым рудникам. Через Ардыбаш пойдет.
— Через Ардыбаш… — повторил Куманин и, помолчав, сказал негромко: — Проводи-ка ты меня в баньку, Дуня.
— Истопить, что ли?
— Не… Оставили мы там с Митькой кое-что.
Дуня удивленно смотрела на него.
— Чего оставили? Банку, что ли? — спросила Дуня. — Так я ее схоронила!
Она выбежала и вернулась — в руке старый солдатский мешок.
Куманин сунул в него руку, вытащил железную коробочку с пробами, снова сунул руку в мешок. Лицо его внезапно помрачнело, он пошарил в мешке, вывернул наизнанку — мешок был пуст.
— Пропало что? — встревожилась Дуня.
— Самородок лежал в мешке. «Бычья голова». Да странно как-то… Коробка с пробами на месте, а самородка нет.
— Не брала я, Алексей, видит бог, не брала.
— Ты-то не брала. А кто-то взял.
— Может, бандиты? — спросила Дуня.
— Бандиты? — переспросил Куманин.
— Да вскорости, как вы уехали, налетели на хутор, весь дом перевернули, полы повыламывали и ускакали. А мешок я во дворе подобрала.
— А кто такие? Не запомнила?
— В лицо не запомнила, а по разговорам поняла — Серого банда.
— Серый?
— Был тут такой атаман. В лицо его никто не видал, Невидимкой его еще прозвали. Сейчас-то о нем и не слыхать.
— Серый… — повторил задумчиво Куманин.
Суббота и Зимин ехали верхом по неширокой, усыпанной толстым слоем хвои таежной тропе.
— Далеко еще?
— Да не то чтобы… — засмеялся Суббота, — только как у Гоголя, Николая Васильевича, сказано: семь лет скачи — не доскачешь.
— В прошлом году, у Курума, твои люди засаду на меня устроили?
— Нешто я господь бог, про людей «мои» говорить? Люди, они все божьи… — засмеялся Суббота и добавил:
— Промашка вышла. Чужие руки — не своя голова…
Они снова замолчали. В лесной тишине слышался только мягкий, приглушенный хвоей, шаг лошадей.
— Нравишься ты мне, Кирилл Петрович. Не стану врать, нравишься, — прервал молчание Суббота. — Другой бы подумал: заманит в сети Суббота да и обманет: силой секрет выведает. А ты понял: не обманет.
— Нет тебе смыслу меня обманывать.
— Умен ты, Кирилл Петрович.
Суббота остановил коня. На тропе, расставив ноги, стоял Прошка — плечистый детина с дурашливой ухмылкой на широком лице. Суббота спрыгнул с коня и передал ему поводья.
