Первое мое посещение в 2005 году квартиры Валентина Михайловича на Васильевском острове запомнилось не столько содержанием нашей с ним беседы, а тем, что он достал и вручил мне комнатные тапочки. Они были абсолютно новые, еще в целлофане. Ковальчук вручил мне их со словами: «Они теперь ваши, будут стоять отдельно от других». Это был знак уважения питерского интеллигента к своему гостю. Так я это тогда воспринял, так считаю и по сей день.
Валентину Михайловичу было уже около 80 лет, у него имелись серьезные проблемы с ногами, передвигался он с помощью ходунков, тем не менее обходился без посторонней помощи. В этот день он предложил мне побеседовать с ним за ужином. Видимо, ему хотелось больше узнать о только что вышедшей моей книге «По обе стороны блокадного кольца». Пока готовилась форель, привезенная ему с Карельского перешейка, я просматривал одну из его статей. Валентин Михайлович в это время хозяйничал на кухне, решительно отвергая мои попытки помочь ему. Еще толком не зная собеседника как историка, я уже начал проникаться уважением к нему как к человеку. Я не знал, с чем связывать знаки его внимания ко мне. Уже позднее понял, что Валентин Михайлович так вел себя со всеми, кто был ему симпатичен. За это сердечное отношение к человеку его все любили и выделяли среди других историков. Это был его природный дар.
У Валентина Михайловича была оригинальная манера доставать новые книги по истории. В силу своей болезни он не мог посещать книжные магазины, но от этого его тяга к новым историческим материалам не ослабевала. Напротив, каждый раз, когда я приходил к нему, он тут же начинал расспрашивать о книжных новинках. Так я стал ему в этом деле своеобразным подносчиком снарядов. При этом он специально давал денег с запасом и шутил, что таким образом стимулирует приобретение только что вышедшей книги. Сдачу он категорически отказывался брать. Думаю, что несколько десятков книг за годы нашего знакомства я точно ему доставил.
Несколько раз, будучи в гостях у Ковальчука, я был свидетелем телефонного разговора между ним и писателем Даниилом Граниным. Даже если Валентин Михайлович был очень занят, тем не менее он всегда брал трубку, и разговор начинался. Разговаривали они по-военному четко, сразу же озвучивая тему, и не отклонялись от нее. При этом чувствовалось по интонации, с какой искренней симпатией и уважением относились они друг к другу. Точно так же вел себя Гранин, когда ему звонил Ковальчук. Однажды я стал свидетелем этому. Я видел, как Даниил Александрович искренне обрадовался звонку питерского историка. У него даже голос потеплел, а с лица не сходила улыбка. Когда разговор закончился, Гранин посоветовал мне познакомиться с книгами Ковальчука и был обрадован, узнав о нашем творческом сотрудничестве.
