– Из Реполки позавчера я вышла перед рассветом. По лесу до Лядов я когда-то ходила, но в летнее время и не одна. А сейчас зима, все снегом покрыто. Очень обидно было, что никто не согласился быть мне напарником. Взяла свой школьный компас, подобрала крепкую палку, чтобы отбиваться от волков и медведей. Но еще больше я боялась встретить в лесу партизан или немцев-карателей. От страха почти бежала, увязая в сугробах.
Оля налила чаю, погрела руки о стакан, отпила немного. Все ждали продолжения рассказа.
– В Сиверской я день отдохнула, помогла Настеньке собраться. А сегодня вышли мы ночью, в пятом часу. Светила луна, яркие звезды. Тоню укутали так, что одни глаза видны были. Санки тянули по очереди. По дороге шли быстро, к Лядам пришли в десять часов. А дальше – почти двадцать километров по бездорожью, по дикому лесу, да с санками. Тропинки не видно, кругом сугробы, кочки, коряги. На кочках Тоня часто выпадала из санок в снег. Как колобок. Не стонала, не плакала. Только глаза выдавали испуг.
– У нее и сил-то не было плакать, – вставила мама. – Тоня даже есть отказалась, когда мы перекусывали. Мы с Олей все время двигались, и то коченели наши руки и ноги. А каково было ей без движения!
– Это точно, – подтвердила Оля. – Санки мы вдвоем тащили и тоже часто падали в снег лицом. Несмотря на две пары варежек и меховые рукавицы сверху, руки мои коченели так, что приходилось отогревать их под мышками в ватнике. Как мы не обморозились, одному Богу известно, – Оля помолчала, вздохнула и продолжала: – Через каждые пять минут мы с Настенькой выбивались из сил. Больше всего боялись, что не успеем засветло выйти к деревне, что застанет нас темнота в лесу. Фонарика нет, спички отсырели – костра не разжечь. А мороз-то за двадцать градусов! Верная погибель была бы!.. Сейчас, уже дома, особенно жутко представить себя в темном лесу. Брр! У меня и сейчас еще руки холодные, никак не согреются. И мурашки бегают по спине.
Помолчали. Потом Нина сказала:
– Вы настоящий подвиг совершили. Я бы ни за что так не смогла!
– Это Господь нам помог, – тихо сказала мама. – Всю дорогу я молилась Спасителю.
Я сразу вспомнил о бабушке Фиме. Ведь она так часто молилась за всех нас.
– А где же бабушка Фима?
– Она хворает. Лежит в маленькой комнатке. Пойдем, я провожу тебя, – сказала Нина.
Бабушка спала, тихо похрапывая. Такой сухонькой, маленькой она мне показалась. Неожиданно для себя я вдруг взял и перекрестил ее. Машинально как-то. И не потому, что в Бога верил (в Реполке я даже перед обедом забывал креститься), а потому, наверное, что в бабушку Фиму верил. Любил я ее.
