Китбуга ничего не сказал и вышел из юрты. У входа нукеры играли в шагэ. Он хотел было присоединиться к ним, но раздумал, обошел юрту с другой стороны и присел на серый валун у резной коновязи.
Мысли рождались ровные и спокойные. Китбуга думал о предстоящей свадьбе, о детях, которых подарит ему Борогчин.
Китбуга проснулся утром от ржания сотен лошадей. От яркого солнца и пестрых нарядов рябило в глазах. Он был рад, что Буха-заарин пришел на его свадьбу.
Священник ударил в бубен и запел слабым старческим голосом:
— Бароо, бара, бара даа.
И вдруг, когда на жеребце вороной масти показалась одетая в разрисованные шелка невеста, Китбуга увидел у нее за спиной окровавленное лицо кыпчакской ханши. Она была все в той же красной феске с обломанной ветром павлиньей джигой.
Он понял, что никогда не избавится от этого воспоминания…
Он понял, что никогда не избавится от этого воспоминания…
Сероктен приходила к Бейбарсу даже тогда, когда, устав от бесконечных побоев и унижений, он рвал зубами вены на руках и бился головой о ребристое днище галеры.
— Вайе, эджэгет, — говорила она вкрадчивым голосом. — Тебе еще рано уходить к предкам. Ты должен отомстить за гибель Дешт-Ы-Кыпчак.
Но что он мог сделать? Двадцать лет Бейбарс был прикован цепями к вонючему днищу генуэзской галеры. Он слышал только свист бича над головой и лающие крики надсмотрщиков.
Бейбарс проклинал себя за то, что в последнем бою проявил слабость, и не бросился на монгольские копья.
Хабиру нашли его под грудой мертвых тел. Он сказал купцам, что является сыном хана Бачмана. Однако хабиру не поверили ему и отвезли его на невольничий рынок в Кафу.
Бейбарс никогда не забудет, как, закованный в цепи, он стоял на раскаленных от солнца плитах, и толстый купец в полосатой чалме пытался открыть ему рот. Он откусил краснобровому персу палец, и тот с ревом отскочил от него. А потом Бейбарса повалили на землю и стали нещадно бить палками.
Ненависть помогла ему выжить…
Галера подходила к Каиру. Бейбарс понял это по разговорам надсмотрщиков. Он знал, что генуэзцы хотят продать здесь старых рабов.
Едва корабль причалил к берегу, на его борту появились трое воинов в белых бурнусах и красных плащах.
Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, когда Бейбарс услышал родную речь. Он воспринял это, как провидение свыше.
— Нет земли краше, чем Дешт-Ы-Кыпчак! — закричал Бейбарс.
На какой-то миг все стихло, а потом со скрипом отвалилась крышка люка, и кто-то крикнул в темноту:
