Евстигнеевка представляла собой непонятно что. Привезённые сюда летом 1934 года цыгане так разбрелись, что их никак не могли собрать в единое место. Как рассказывал отец, поначалу их общая численность была более четырёхсот человек. А сколько осталось, было неизвестно.
В красивом сосновом бору на берегу небольшой речушки Евстигнеевки наши ссыльные построили посёлок для цыган. Сами они от строительства отказались категорически. Никто ничего не умел и не хотел делать. Не помогали ни избиение, ни каталажки. И их переселили в готовые дома барачного типа почти насильно. Новосёлы из цыган получились никудышные. Они занимали помещение, а для того, чтобы отапливаться, разбирали пол. Разбирали и печи и здесь же разжигали костры. За дровами не ходили. Сначала жгли полы, потом углы бараков.
Цыган пытались силой приучить мыться в банях. Стрелки поодиночке привозили их туда. Они не хотели раздеваться, тогда их обливали водой. Бесполезно! Они всё равно отказывались мыться. Я лично наблюдал эту картину.
Паёк цыганам давали небольшой, и они, голодные, где только могли и что могли, воровали. Причём если вора хватали за руку, он только добродушно улыбался: мол, нечаянно попала рука в кошёлку или в карман. Однажды молодой цыган Вася Литовченко, хорошо знавший нашу семью, стащил в магазине у мамы рыбу из ведра, и когда она это увидела и попыталась пристыдить воришку, он только рассмеялся и извинился. Ну что с ним сделаешь?
Нас, русских семей, среди цыган были единицы. Вся охрана и исполнительно-распорядительная власть была из мужчин, и никто не привозил туда семьи. Резиденция коменданта Собенко размещалась на горе в полутора километрах от посёлка. А вокруг него была охрана. Партия и правительство по наивности своей, а скорее, по недомыслию, хотели заставить цыган наподобие русских заниматься сельским хозяйством, но не тут-то было. Как говорится, не на тех напали. Дома к зиме цыгане наполовину сожгли. Своих лошадей уже давно съели. Им выделили казённых, но они под разными предлогами стали их помаленьку калечить, а потом и вовсе забивать на мясо.
Приказали цыганам заниматься раскорчёвкой леса, так они просто поджигали его и грелись у огня. Дали им зерно на семена для посева – цыгане жарили зерно на больших железных противнях и с удовольствием ели.
Пайков им вечно не хватало (съедали всё сразу, сколько бы ни выдали), поэтому раздача пайкового хлеба велась ежедневно в присутствии стрелков и охраны. В общем, цыгане не отказывались жить при коммунизме и даже при социализме. Просто они не хотели работать, и никто не мог их заставить самоотверженно бесплатно трудиться. Они убегали целыми семьями. Их ловили, везли обратно. И начиналось всё сначала. В конце концов цыгане стали поголовно вымирать. Умирали, а всё равно не хотели работать. Такие несознательные. И никакие коммунистические лозунги ни в чём не смогли их убедить.
