— Лысков.
Выпив, они разговорились, и тут Андрей Данилович (позднее он вспоминал это то со смехом, то со стыдом) на вопрос летчика, где он работает, бормотнул:
— Агроном я.
Рано утром он вышел из вагона на маленькой станции. Едва успел поставить чемодан на землю, как поезд лязгнул колесами. В открытое окно высунулся летчик и помахал рукой.
— Хорошего урожая.
Андрей Данилович тоже помахал рукой и пошел по обочине дороги за станцию, мягко ступая ногами в пыль.
Высокое утреннее небо сначала было родниково-прозрачным, бодрило шаг своей свежестью, но чуть погодя на блестяще-синем фоне его проступили сквозные перистые облака, и небо словно бы запотело. На горизонте его все сильнее нагревало солнце, и там, далеко за полями, волновалось и ширилось марево.
Воздух над дорогой густел, тяжелел, стал неспокойным и до звона давил на уши.
На полпути, обдав затылок горячим воздухом, нагнал его шальной ветерок. И сразу по хлебам упруго пошли от дороги широкие волны. Андрей Данилович почувствовал — чемодан оттягивает руку, опустил его на землю и шагнул в эти волны, в высокую, ему по грудь, пшеницу.
Колосья тяжело клонились, а когда он сорвал один колос, то из него легко высыпались на ладонь тяжеловатые зерна.
«Убирать, вроде, пора», — подумалось ему.
Поискал глазами в поле — не убирают ли? — и увидел впереди одинокий дуб. Он обрадованно подхватил чемодан за ручку и пошел к дереву. Сколько помнил он себя в детстве, столько помнил и этот дуб. За годы он почти и не изменился — такой же кряжистый, в броне нетленной коры. В широких листьях вызревают желуди.
За дубом стоял на выкошенном участке поля комбайн. А из-под комбайна торчали ноги.
Подминая стерню, Андрей Данилович подошел к машине, тряхнул головой, брызгами разбрасывая с лица застилавший глаза пот, и присел на корточки, хрипло спросил:
— Эй, друг, воды не найдется?
— Там… На сиденье, — глухо ответили ему. — Пей на здоровье. Должны скоро свежей подвезти.
На сиденье комбайна лежала литровая баклага. Он отвинтил крышку, взял баклагу двумя руками и жадно пил, проливая воду на подбородок, на шею и грудь — за майку.
Отложил баклагу и вновь наклонился у комбайна.
— Что стряслось?
Ноги заерзали, заострились в коленях. Вылез комбайнер с чумазым и потным лицом.
— Вал покривился. Так его… Наши вовсю работают, — он махнул рукой в поле, — а тут стой вот.
По дальнему концу поля действительно ходили машины. Раньше Андрей Данилович их не заметил из-за солнца, встававшего с той стороны.
