— Вот… Хирургическое отделение, — вздернул рукава пиджака, обнажив покрытые жестковатыми волосами руки, зловеще постучал по «башне» и заскрежетал зубами, подмигивая Ряховскому. — Рэ-эжь… Не бойся. Света много.
Отбросил зазвеневший нож и быстро задвигал посудой. Говорил он с такой верой в будущее, что никто, казалось, не замечал, что это просто грязные тарелки и блюда. На столе возникал городок: поставленные друг на друга тарелки, отдаленно напоминавшие китайскую пагоду, символизировали терапевтическое отделение, стопки превратились в ряды машин скорой помощи, готовых по тревожному сигналу выкатить на улицы города.
Вокруг профессора поднялся гвалт. Каждый вносил в «проект» свои дополнения.
Вохмин принес блюдо с курицей, обжаренной целиком. Восково просвечивающая курица лежала на блюде вверх ножками. Поставил ее на стол и сказал:
— А это гинекологическое отделение.
Они вконец разыгрались и постепенно все передвинулись к профессору, обступили его так тесно, что Булычев потерялся в толпе. Оставшегося на месте Андрея Даниловича отделял от них длинный стол — опустевший, разгромленный, он походил на неприбранный коридор между дальними комнатами.
Стало одиноко и скучно. Андрей Данилович поднялся, мягко оттиснул плечом к стене хирурга Ряховского и вышел из комнаты.
На кухне стояла банка с засахаренной малиной. Банка была герметически закрыта, и малина за зиму почти не утратила свежести, есть ее можно и с молоком — не скиснет молоко. Вывалив ягоды в тарелку, он вернулся к гостям.
— А здесь заложим сад, — сказал он, ставя на стол краснеющую груду малины. — Возьмете меня в садовники?
Профессор вопрошающе ворохнул бровями.
— Возьмем Данилыча к себе в садовники?
И словно керосина в огонь плеснул — новый взрыв смеха, шутки:
— Возьмем и шалаш поставим.
— Возле шалаша чугунок на рогульках подвесим. Пусть себе кулеш варит.
— Соломки нанесем, постельку сделаем.
— Только чтоб бороду отрастил. Без бороды — не брать.
— Берданку вручим, солью зарядим.
— А я буду носить ему в узелочке вареную картошку с солью и крутые яйца, — засмеялась жена.
Они шутили, а он вдруг почувствовал, что нестерпимо устал за все это время, что в семье ведутся разговоры об обмене дома; захотелось уехать куда-нибудь и отдохнуть, и не на курорте, не в санатории, а где-нибудь на природе, в тихом месте, у небольшой деревушки, на берегу озера или речки, и чтобы все было именно так: и шалаш из березовых веток, и постель из соломы, и чугунок в копоти, и горячий, с густым паром, кулеш…
