Отказываться после такого не повернулся язык.
Непривычное, колготное дело его утомляло, он возвращался домой поздно, еле передвигая ногами, с головной болью и с осевшим от постоянной ругани голосом. А дома начались свои беды… В двухкомнатной квартире жилось тесно. Вернулся из армии брат жены, и по ночам, когда дочь поднимала крик, сквозь тонкую стенку слышалось, как он, закуривая во второй комнате, гремит спичечным коробком. Утрами все торопились на работу, и в умывальнике устанавливалась очередь. Андрей Данилович любил мыться долго, шумно, плескать пригоршнями воду в лицо и на грудь, а тут обязательно кто-нибудь стоял в ожидании за спиной, и приходилось уступать место. Теща готовила еду на всех и постоянно жаловалась, что ей трудно хозяйничать: полученных по карточкам продуктов не хватало, а на базаре они стоили дорого, и на питание уходили почти все деньги. В тесноте и шуме двух семей заниматься жене было трудно, и у нее портился характер, а когда она обнаружила, что ждет второго ребенка, то совсем пала духом, раздражалась по пустякам, отчужденно смотрела на Андрея Даниловича потемневшими глазами и говорила:
— Просто ума не приложу, что дальше делать. В нашем-то положении — и второй ребенок… И как это мы допустили?
Чувствуя себя виноватым, Андрей Данилович отмалчивался и мучительно пытался найти выход. В одну из таких минут его внезапно озарило.
— Знаешь что?.. А давай-ка я дом построю! — От этой мысли у него даже сперло дыхание, и он понял, что давно мечтает о собственном доме, что жить в пятиэтажной громадине больше не может, его давят каменные стены, а широкий и плоский, без единого кустика двор опостылел.
— То есть, как это — дом построишь? — удивилась жена. — Что ты выдумываешь? Так вот просто взял и построил?.. Ерунда какая-то.
— Дадут ссуду, — ответил он. — Срублю дом, а рядом разобью сад. Здесь, на Урале, садов-то настоящих, считай, ни у кого и нет. А земля, между прочим, возле города для сада самая подходящая. Я уже приглядел. Вот и появятся у нас яблоки, груши, вишня. А в саду — тишина. Трава растет. В тени трава мягкая, сочная и темновато-влажная… Красота!
Слушая, жена покачивала головой и улыбалась, как на лепет ребенка. А когда разговор ей наскучил, сказала:
— Ну да делай как хочешь. Тебе виднее.
Дом Андрей Данилович поставил на окраине города, в местности, называвшейся Никитской рощей. Поодаль от дома, за буграми, горбатившимся пустырем, росли березы: серебристо-туманные по утрам, а к вечеру чеканно-золотистые, подсвеченные заходящим солнцем. По-деревенски тихо было вокруг, спокойно. Но город уже и тогда одним краем подбирался к роще, потом же из нее сделали парк, обнесли деревья литой чугунной оградой. В березах светились фонари, а с танцплощадки из парка доносилась музыка.
