– Почему ее так упорно ищут? – Салех немного успокоился.
– Почему? Потому что Гено сдернул не ту девку! К ней очень тепло относились в поселке: на войне потеряла мужа, мать больна чем-то раковым… Девка пахала в аптеке на износ – круглосуточно, чтобы заработать на лечение матери! А Головинка – поселок маленький, все друг друга знают! А ее любили в поселке…
– Старик едет! – прервал его Салех, увидев в окно белую «семерку» Виталия. – Иди, встречай! Я присмотрю здесь.
Вазген бегом спустился в гараж.
Дарья уже открывала ворота, и Вазген встал за стену, держа наизготовку карабин.
Виталий въехал в бокс, и Дарья сразу же закрыла ворота, задвинув тяжелый засов в петли.
– Ну, что в поселке, старик? – спросил Вазген, выходя из своего укрытия.
– Вам не нужно было трогать Анастасию! – угрюмо сказал Виталий.
– Это мне известно и без твоих умозаключений! – прервал его Вазген. – Говори по существу.
– Сейчас на ее поиски дополнительно брошена рота солдат из части внутренних войск и люди из МЧС с собаками, натасканными на поиск людей в завалах. Они прочесывают местность в округе по квадратам. Милиция работает по усиленному варианту. Шум вы подняли большой… Если вас найдут – вам несдобровать!
– Я же сказал, мне не нужны твои умозаключения! – Глаза Вазгена сверкнули в полутьме гаражных боксов. – Старуха, иди к Сербину и приведи его в чувство! Сделай все необходимое, чтобы завтра он был в порядке. Утром я проведу военный совет, и мне нужно, чтобы он присутствовал на нем! Марш!
– Мне не унести все покупки одному, – сказал Виталий. – Давайте мы сначала разгрузим с Дарьей багажник.
– Разгружайте, – буркнул Вазген. – Только быстро!
Он прошел в столовую и сел на свое привычное место, со злостью бросив на стол карабин. Сербин был прав, говоря о том, что его терзали угрызения совести. Вазген сейчас, как никогда раньше, понимал, в какое жуткое дерьмо он попал, связавшись с этой троицей. Эти мясники не несли в себе ничего человеческого. Эти подонки, жаждущие крови, не представляли никакой ценности ни для себя самих, ни для окружающего мира. Что могло толкнуть его в их компанию? Вазген застонал сквозь плотно стиснутые зубы… Уж он-то прекрасно понимал, что только жажда власти, только неуемное желание управлять хоть кем-то привели его на кривую дорожку. В какой-то момент он дал волю своей непомерной гордыне и теперь вынужден был пожинать горькие плоды. Его отец, который в школе преподавал историю, видел в Вазгене личность, но видел и его раздутое самолюбие и тщеславие. И он когда-то, еще в школьные годы Вазгена, сказал ему фразу, вычитанную у кого-то из старых философов: «Самое опасное следствие гордыни – это ослепление: оно поддерживает и укрепляет ее, мешая нам найти средства, которые облегчили бы наши горести и помогли бы исцелиться от пороков». Вазген почему-то всегда помнил это изречение, но как будто желая опровергнуть его суть, всегда все делал вопреки ему…
