Гауэйн кивнул.
– Я никогда особенно не любила поэзию, – призналась она, целуя его ладонь. – Хотя вы вполне способны заставить меня передумать.
– Я люблю стихи.
– Любая женщина может сказать, что вы буквально излучаете соблазн.
Герцог отступил и рассмеялся.
– Излучаю? Излучаю?
Розовые щеки Эди покраснели еще гуще.
– Вы… вы знаете все, а я нет.
Не следует ли ему быть честным?
Она уперлась руками в бедра, в эти роскошные бедра, идеальные бедра, натянувшие рубашку на столь же идеальных грудях. Взгляд Эдит был таким искренним и прямым, что Гауэйн признался:
– Я тоже ничего об этом не знаю, Эди.
– Я не о браке, – немедленно ответила она. Щеки полыхали огнем.
– О чем же тогда? – спросил он, наслаждаясь каждой минутой.
– О постели! – вскричала она. – Вот о чем! Вы все знаете. А я нет!
Эди прищурилась.
– Хотя, если вы снова посмеетесь надо мной, я подумаю, не приобрести ли немного опыта в следующие несколько месяцев до нашей свадьбы.
Стантон мгновенно прижал Эди к двери. Поймал ее руки, поднял над головой и прильнул к ней всем телом.
– Ни в коем случае!
Смех сиял в глазах Эдит, но она кокетливо похлопала ресницами.
– Уверена, вы будете благодарны, узнав, что в брачную ночь в вашей постели окажется не невежественная девчонка, вроде меня.
– Нет!
Он нагнул голову и стал пить мед с ее губ.
А когда снова отстранился, она пробормотала прерывистым голосом:
– У вас есть любимые стихи и цитаты из Шекспира и все остальное. У меня нет ничего этого. Я не могу прочитать пьесу даже ради спасения собственной жизни. Я пыталась и не смогла ничего разобрать.
– Мне все равно. Позволь научить тебя любить поэзию.
Гауэйн провел пальцем по изгибу ее нижней губы.
– Ты моя, Эди.
– Не в этом дело, – погрустнела она. – Я… а ты…
– Так же нетронут, как ты, – договорил он, очарованный ее длинными ресницами, обрамлявшими глаза.
Эдит нахмурилась.
– Девственник, – прорычал он, потому что мужчине не полагается быть девственником. Вообще.
Герцог отпустил руки невесты и схватил ее в объятия. От ощущения ее мягкого соблазнительного тела пламя мгновенно загорелось в нем. Но Гауэйн заставил себя подойти к стулу, вместо того чтобы бросить Эди на постель.
– ТЫ?! – потрясенно ахнула она.
– Да.
Он сел, усадил Эдит себе на колени, наслаждаясь ощущением ее бедер.
– Я был обручен едва ли не с детства, поэтому не мог спать с женщиной, мечтающей или ожидающей стать герцогиней. Платить деньги за продажную любовь, по-моему, отвратительно. Я опозорил бы и невесту, и себя.
