Закат | страница 8
Читая, он судил сам себя в первый раз без всякой снисходительности. Он развлекался или скучал в зависимости от того, что было написано.
Однажды сын неожиданно вошел к нему. Дюма так был поглощен чтением, что не заметил даже его прихода. Он с восторгом перелистывал страницы, смеялся, вздыхал.
- Что ты читаешь? - спросил сын.
Дюма поднял свои голубые, уже выцветшие глаза.
- "Мушкетеров"!
Потом улыбнулся и прибавил:
- Я всю жизнь собирался прочитать эту книгу. Я все это откладывал на старость.
- Ну и как?
- Хорошо!
Та же история повторилась с "Графом Монте-Кристо". Но по-иному. Когда сын спросил его о впечатлении, он как-то растерянно повел плечами и что-то пробормотал.
- Что же ты о ней думаешь? - сказал сын.
- Это не стоит "Мушкетеров"... - ответил Дюма. - Однако здесь попадаются страницы, в которых я мог бы поспорить с Бальзаком... Бедняга Оноре!.. Жаль, что его уже нет... Как бы я хотел с ним повидаться... Как рано и как внезапно умер этот гений...
Он вспоминал свои нелады с ним, разные дороги и свою литературную юность...
Дюма цеплялся за жизнь и надеялся удлинить ее тем, что поздно вставал. Уменьшился его богатырский аппетит. Он постоянно обращался к врачам... И в то же время подшучивал над медициной. Когда он чувствовал себя здоровым, его можно было увидеть во Французской комедии. Страсть к театру была неистребима. Не потухала. Он проходил по партеру и раскланивался с капельдинерами-стариками. Они были свидетелями его былых триумфов.
Узнав о смерти Ламартина, Дюма посвятил ему статью. Он понимал этого поэта, упавшего в забвение с вершины. Он сам ощущал ту же боль. В лице этого человека он хоронил свое поколение. Ничто больше не связывало его с современностью. Жизнь шла сама по себе. Деньги он занимал у издателей, пользуясь их снисходительностью, закладывал в ломбард кое-какие ценности. Иной раз, точно по привычке, хватался за работу и тут же бросал все. Даже ноги уже отказывались ему служить.
В июле 1870 года, когда была объявлена война с Германией, сын увез его на свою виллу, около Дьеппа.
Это была небольшая лесистая долина, спускавшаяся к морю. Дюма поместили в нижнем этаже дома, в самой лучшей комнате, обшитой панелями из белой лакированной североамериканской сосны. Окна комнаты выходили на море. В первый раз он нашел себе убежище, он жил около своих, в семье. Когда была хорошая погода, внучки Колетт и Жаннина провожали его на пляж. Он сидел в кресле и молчаливо наслаждался. Когда у него спрашивали, как он себя чувствует, он отвечал, улыбаясь: "Очень хорошо". На самом деле он томился. Он чувствовал себя как пассажир на вокзале, ожидающий поезда.