«Сегодня, — сказал шаман Сережа, — день для дороги». И стал вертеться, делая какие-то пасы. «Ты что?» — спросил я. «Здесь диких собак много» — ответил шаман, продолжая вертеться. Потом закричал чайкой. Потом сел, зажег палочку с благовониями и запел.
«О-ме-хо-шо...» — пел шаман Сережа на два голоса с буддистом Димой, сидя на палубе на фоне Байкала, островов, чаек.
«Шоде-шоде, наесвага...» — пели они, позвякивая колокольчиками и постукивая в барабанчик на цветной ленте. Вертелась земля, колесо учения, которое приводит к счастью... Потом они вытащили четки и, перебирая, неслышно помолились. Закончив, шаман, закинув голову вверх, снял кепку и сказал: «Все».
«О чем пели?» — спросил младший сын капитана Слава. «Так тебе и скажу» — неожиданно обиделся шаман.
Конечно, ерунда, подумал я. Но все-таки, если вдуматься, этот шаман- детдомовец нарисовался не в московском метро и даже не в автобусе в Улан-Удэ, а на Святом Носу. Бухта порозовела. Слава посмотрел на воду, сказал: «Мальки пошли». «Олег Андреевич, — спросил я капитана, — как воспитывать детей?» Капитан усмехнулся: «Как-как. На своем примере».
Небо порозовело над горами. Приехал патрульный катер, очищающий берега, туг его называют мусоровозом, и увез шаманов. Взошла луна. Ближе к ночи к горячему Змеевому источнику прибыли на надувной лодке два туриста и девица, стали голые купаться в осеннем Байкале. А мы сидели на палубе, закусывали собранными на Святом Носу рыжиками с картошкой и говорили... Какая разница, о чем? О звездах, к примеру. «Найдите свое созвездие». «Не знаю, где оно», — ответил я. «Вон над горой Медведица. Вот Лира, вот Весы, вот Орел летит. Вот Полярная. Все здесь...»
Ориентируясь на Полярную, карбас — пятиугольное суденышко с двумя большими на носу и корме веслами — не спеша двигался по реке. Можно было наблюдать за берегами — причудливые нагромождения известковых столбов, пиков и обелисков тянулись нескончаемо. Подходила к концу последняя экспедиция Черского — действительного члена Академии наук и нескольких научных обществ. Заканчивался его жизненный путь. Из Среднеколымска в Верхнеколымск он плыл уже смертельно больной. До этого с женой и двенадцатилетним сыном прошел вниз по Лене до Якутска, потом с реки Алдан через бассейн Индигирки — в Верхнеколымск. Путь пересекли высокие горы, где Черский обнаружил остатки прежнего оледенения и в отчете об экспедиции, вопреки своим взглядам на прошлое этого края, описал действительное настоящее. Услышав о находке какого-то охотника Санникова, пишет ему через всю Сибирь: «Милостивый государь Михаил Михайлович! На Колыму проник слух, будто Вам посчастливилось открыть хорошо сохранившийся труп мамонта... Если этот слух не принадлежит к числу возможных выдумок, покорнейше прошу Вас уведомить меня письменно в виде ответов на нижеследующие вопросы...»
