– Иди к Богдашкину. Может, он даст тебе сто пятьдесят плит.
– Ну, хорошо, – решает Ермошин. – Бери две бочки – и по рукам.
– Мало. Вези свои бочки Богдашкину.
Я неумолим, хотя знаю, что олифы у него в самом деле больше нет. Но ведь есть на свете и другие не менее ценные вещи. В конце концов мы сходимся на том, что Ермошин дает мне еще десять пачек паркета и немного флюса для газосварки.
Мы оба довольны сделкой: он думает, что ловко обвел меня вокруг пальца, я думаю то же самое о нем, и оба по-своему правы. И он, и я выжали друг из друга все, что было возможно, направив на это всю свою энергию и все свои умственные способности. Все было бы гораздо проще, если бы Богдашкин дал каждому из нас что нам полагается.
Только ушел Ермошин – зазвонил телефон. Я подумал, что это опять Силаев, и попросил Сидоркина взять трубку.
– Если Силаев, меня нет.
Сидоркин снял трубку:
– Алло. Одну минуточку. Главный инженер Самохин занят, но я попробую вас соединить… Она, – сказал Сидоркин, передавая мне трубку, и прикрыл глаза от нахлынувшего на него счастья.
В трубке я услышал голос Клавы:
– Это ты?
– Это я.
– Я тебе звоню просто так – поболтать.
– Ты нашла для этого самое подходящее время, – вежливо сказал я.
– Не сердись. Ты когда появишься? Я вчера ждала тебя весь вечер, потом пошла на «Иваново детство». Ты не видел?
– Нет.
Чего доброго, она мне сейчас начнет пересказывать содержание фильма.
– Возможно, я сегодня зайду, – сказал я.
– Правда?
– Может быть, – уточнил я. – А сейчас, извини, я тороплюсь.
Из прорабской мы вышли с Сидоркиным вместе.
Дождь моросил по-прежнему.
– Значит, я подошлю машину и возьму пять мешков, – сказал Сидоркин, поднимая воротник плаща.
– Десять, – сказал я. – Возьми десять. Ты заслужил их сегодня.
Когда я вошел, Силаев сидел за столом один и разбирал настольную лампу. Когда-то давным-давно он работал на заводе слесарем, очень любил вспоминать об этом и любил ремонтировать разную технику. Ничем хорошим это обычно не кончалось, и потом приходилось вызывать монтеров или лифтеров – в зависимости от того, что именно брался ремонтировать начальник.
– Что ж так поздно? Курьеров за тобой посылать, – недовольно проворчал Силаев и, не дожидаясь ответа, кивнул на кресло, стоявшее у стола: – Садись.
Я в кресло садиться не стал – оно слишком мягкое. В нем утопаешь так глубоко, что даже при моем росте я едва достаю подбородком до крышки стола. Может быть, такие кресла делают нарочно для посетителей, чтобы, сидя в них, посетители в полной мере ощущали свое ничтожество. Я взял от стены стул и придвинул его к столу.
