Суровый день | страница 2



Нынче летом в английских и немецких портах, куда стекаются моряки всех наций, мне самому пришлось убедиться в том, какой огромной славой расплеснулось имя Ленина. Оно - как океан среди суши. Оно велико потому, что о нем знает последний рикша из Бомбея, у которого все существование сведено к нескольким сентам, чтобы только опьяниться бетелем.

Интересно, что в своих разговорах о Ленине люди каждой национальности проявили себя по-своему.

Англичане спрашивали меня так: "Правда, что Ленин хочет уничтожить деньги?"

Британец - экономен, практичен, ясен, деловит.

Француз - другое. Он бредит своим славным прошлым - якобинцами, Коммуной; в разговоре иной раз кажется, что революция для него вроде театра.

Французы говорили (это было летом двадцать третьего года, во время болезни Ленина): "Вы должны зорко следить, чтобы его не отравили аристократы".

Немцы: "Дайте нам хотя бы одну четверть Ленина, и мы сделаем революцию невиданную".

Португальцы, креолы, негры, встречаясь с моряками советского судна, приветствовали всегда одинаково: "Да здравствует Ленин!"

И вот нынче наши флаги обшиты трауром. Чужие миссии, делегации тоже приспустили свои флаги. И на морях - на каботажных судах, в проливах, на океанах, на судах дальнего плавания, - во всем мире, во всех градусах широты и долготы, на каждом судне в каютке верхней палубы - спардека, где стоит радиоприемник, получена траурная радиограмма. Отсюда, с питерского закоулка, я вижу, как в матросских кубриках блуждающих по водам кораблей идут, идут разговоры. Эта печаль, как морская соль на железе, съедает сердце.

Много было сказано слов, еще больше будет сказано теперь, тысячи книг о нем еще наполнят века - имя, не сходящее с уст из века в век, все - в будущее. И только ли до России тут, когда он огромен, - захватил весь мир, держит его. Я не умею говорить о России, когда вспоминаю о нем, потому что он думал не о России только, а о мире. Много ли людей, которым дано право разговаривать с миром? Он был один из этих немногих. Он - простой, земной, маленького роста человек - никак не укладывается в нашем воображении. Для народов, для сознания - это гигант, огромный рост, герой. Для мира, для людей, для простого человеческого сознания он, в эти шесть лет встряхнувший землю точно куриное яйцо, давно уже потерял земную оболочку просто человека. Он был - идея, начало, образ, - огромен. Нынче страшатся многие, потому что видят - физическая смерть действительно страшна - не откроются умные глаза, - но страшатся напрасно. Не умрет образ - этого не победишь. Разве не почувствовали мы, как в этой великой смерти родилась новая любовь, это - феникс из пепла, скорбь объединяет...