Помогло. В оглушительной тишине тяжко проследовал в спальню. Нет, ну надо же так меня завести – меня, терпеливейшего из смертных! И ладно бы сама была образцом добродетели. Так я еще должен оправдываться! Сука. Никакой, ни малейшей к ней жалости.
С ледяной невозмутимостью завалился спать.
Трудно сказать, сколько мне удалось отдохнуть. Похоже, немного. Потому что, когда меня разбудили, я испытывал тотальное отвращение к жизни.
Надо мной высились люди в сером.
– Подымайся…
Я с трудом сфокусировал зрение. Люди в сером были милицией.
– Одевайся, поедем в участок.
– Простите, на каком основании?
– На основании заявления потерпевшей.
Мне снился сон.
Тяжелый, мутный, тошнотворный. Парализующий возможность что-то предпринять. Вокруг все было чуждо, незнакомо, нереально. И в то же время – ощущение мучительного дежавю. Звучали голоса. Где-то когда-то я их уже слышал. Знакомый голос справа был явно женским, голос слева был мужской. Речь шла обо мне. Я, прислушиваясь, пригляделся.
И вдруг я осознал: я в зале суда, я подсудимый, меня судят.
Женский голос: «Этому человеку нет оправданья».
Мужской голос: «Он действовал в состоянии аффекта».
Женский: «Если имеется в виду алкогольное опьянение, то это как раз-таки – отягощающее обстоятельство».
Мужской: «Вы проводили наркологическую экспертизу?»
Женский: «Да это же видно невооруженным глазом!»
Мужской: «И это все, что вы можете предъявить?»
Женский: «Нет, не все. И вам это прекрасно известно. В вину вменяются: кража государственного имущества, незаконная предпринимательская деятельность, неуплата налогов, утаивание денег от семьи, супружеская измена и, наконец, главный пункт обвинения – подсудимый поднял руку на женщину!»
Мое сознание едва поспевало за их пикировкой. Однако за миг до следующей реплики я точно знал, что дальше прозвучит. Кошмар. Абсурд. И, тем не менее, все это было правдой. Здесь излагались факты, чья достоверность несомненна. Однако в совокупности все выглядело фарсом: все вроде бы и так – и все как будто понарошку. Хотел бы рассмеяться. Не смеялось. Судили-то меня всерьез. Хоть все и фарс, но я-то знал, что, в сущности, виновен.
И тут вмешался еще один голос: «Все это неважно!» Он грозно прогремел непосредственно предо мной. Не различив ни пола, ни лица, я догадался: это сам судья…
«В рассматриваемом деле принципиальны только два аспекта… Любовь… и Смерть».
Я проснулся. Спина занемела. Раскрыл глаза, огляделся. Я лежал на дощатом настиле от стены до стены. Грубая штукатурка, суровая краска. Железная дверь с решеткой в оконце. Я осознал, что моя лежанка называется «нары».
