Я заскорпионил ей по самые клешни.
В город вернулись к обеду следующего дня. Как и планировали, машину вела Любава. Андрон сидел с нею рядом, но уже не командовал, а все больше молчал, изредка лишь постанывая и жалуясь на головную боль.
Я пассажирствовал сзади. Все выглядело так же, как и тогда, когда мы ехали отправляться в поход. И вот мы вернулись. Берег был тем же. Город был тем же. Но как же все теперь дьявольски по-другому!
В зеркало заднего вида заглядывать избегал.
Подрулили к подъезду. Андрон, кряхтя, вылез. Любава осталась сидеть. Я извлек из багажника свои вещи. Андрон улыбнулся меланхолически:
– Такой долгий поход, а пронесся как миг…
Я безмолвно развел руками.
– Столько было всего, а по душам так и не поговорили…
Я не знал, что ответить.
– Но я убедился, ты – настоящий мужик. Не балабол. С таким можно идти на дело. – Он повернулся к водителю. – Любава, классный у меня друг?
– Замечательный!
Я почувствовал себя гордо и подло.
Жена спросила: «Ну, как поход?» Я ответил: «Прекрасно». И вдруг осознал: лучший способ обмана – говорить правду. На этот раз уже не отвел своих глаз. Она, вроде, поверила. А окончательно успокоилась, когда в ту же ночь я исполнил безжалостный секс.
Говоря объективно, я становился циничным чудовищем. Но разве не женщина делает чудовищем своего мужчину? Разве не сама девальвирует нежность? И разве не жена подтолкнула меня к цинизму, когда заявила, что между нами главное – деньги?
Теперь-то точно я знал: любовь от денег никак не зависит. Она внезапна, она безусловна. Ее не купить. Что любопытно: именно после похода жена стала со мною ласковей. Я же все чаще супружеский долг норовил отдавать деньгами.
По окончании отпуска вплотную занялся делом. Ворованные скорпионы на «Птичьем рынке» шли на ура. Неблаговидным занятием я стал зарабатывать хорошие деньги. Ей это нравилось. Когда вечерами удачного дня я выкладывал выручку, Бедная вся аж светилась.
Я заподозрил, что наши отношения укладываются в схему. Схема стара как мир: проститутка – клиент. Подозрение трансформировалось в гипотезу, и я начал наблюдать за развитием ситуации с отстраненностью истинного ученого.
Приносимые мною деньги она раскладывала на столе, сортируя по стопочкам, с наслаждением пересчитывая. Сортировать и раскладывать деньги был ее любимый пасьянс. Любимее этого было только пускание денег на ветер. Меня забавляли ее лупоглазая увлеченность купюрами и ее слепота к моему прогрессирующему охлаждению. Но сквозь веселье забавы все ясней проступало пугающее осознание женской натуры: денег требуется все больше и, похоже, предела ее алчности нет.
