Генри тотчас сообщил, что на стоянке все прошло очень гладко, поэтому ему захотелось подождать взрыва. Таймер он включил, когда въезжал в здание, чтобы никакие обстоятельства не помешали ему исполнить свой долг. Однако ничего такого не случилось. Никто ему не помешал, разве что Черный охранник махнул рукой, когда Генри въезжал в подвал. Два грузовика разгружались недалеко от ворот, но Генри проехал мимо них и постарался поставить фургон поближе к центру того крыла здания, которое, по его расчетам, находилось на Пенсильвания-авеню.
У него было с собой вполне достаточно документов, чтобы предъявить любому, кто их потребует, но никто не потребовал. Миновав безразличного Черного охранника, Генри вернулся к воротам и вышел на улицу.
Подождав возле телефонной будки, за квартал от ворот, пока до взрыва осталась одна минута, Генри позвонил в отдел новостей «Washington Post» и сделал короткое заявление: «Три недели назад вы убили Карла Ходжиса в Чикаго. Сейчас парни из тайной полиции заплатят нам за это. А потом придет ваша очередь, и других предателей тоже. Белая Америка будет жить!»
Это наверняка потрясет их клетку, и они выдадут хотя бы несколько приличных заголовков и первостраничных материалов!
Оказавшись возле здания ФБР меньше, чем на минуту, раньше нас, Генри и эту минуту провел не без пользы для дела. Показав на серые колечки дыма, поднимающиеся от каталожных ящиков, из кучи которых он появился, Генри с едва уловимой улыбкой опустил в карман зажигалку. Он один стоит целой армии.
Когда мы уже двинулись в обратный путь, я услыхал стон и увидел девушку лет двадцати, прижатую к земле железной дверью и кирпичами. У нее было симпатичное личико, все в синяках и царапинах, и она как будто не совсем сознавала, где она и что с ней. Я убрал дверь и мне бросилось в глаза, что одна нога у нее подогнута и, видно, сломана, а из раны на бедре вовсю течет кровь.
Не раздумывая, я стащил с ее талии ремешок и использовал его как жгут. Крови стало меньше, но не намного. Тогда пришлось оторвать кусок от ее платья, который я сложил и прижимал к ране, пока Джордж вытаскивал шнурки и закреплял тряпку. С максимальной осторожностью мы с Джорджем подняли девушку, чтобы отнести ее на тротуар. Едва сломанная нога разогнулась, девушка громко застонала.
Если не считать ноги, никаких других серьезных повреждений не было, и я подумал, что девушка обязательно поправится, увы, в отличие от многих других. Когда я начал перевязывать ей ногу, то в первый раз услыхал стоны и крики раненых, которых во дворе было несколько десятков. Меньше, чем в двадцати футах от нас, еще одна женщина лежала, не двигаясь, с залитым кровью лицом и зияющей раной в голове — жуткое зрелище, которое до сих пор мерещится мне, стоит закрыть глаза.
