, я свободен». Это стало отправной точкой его работы.
«Спокойно, спокойно». Он убрал со стола бумаги и книги, накинул пальто поверх пижамы, подошел к кровати, с грустью посмотрел на жену и вышел на лестничную площадку.
Там стояла тошнотворная вонь. Пахло кислятиной, мусором, чем-то тухлым. Пришлось спускаться на ощупь: чтобы экономить электричество, свет на лестнице не зажигали с самого начала войны. Стертые деревянные ступени скрипели под ногами. Их жалобы в тишине раздавались куда громче, чем днем, когда беготня ребятишек и суета взрослых обитателей дома наполняли лестницу шумом и жизнью. «Это и есть Франция… — сказал ему как-то один француз, — это, а не Париж с его роскошью для горстки людей. Грязные дома, сточные канавы на улицах, клозеты — назовем их так для приличия — под лестницами для нужд жильцов и прохожих, ночные горшки и водопровод как предел мечтаний. Voila[37]».
Добравшись до последней ступеньки, он тяжело вздыхает и тут, потеряв бдительность, натыкается на что-то мягкое. Пьяный на полу в подъезде здесь не редкость: их район — из самых подозрительных. Приходится приложить максимум усилий, чтобы не потерять равновесие, преодолевая неожиданное препятствие, но спящий лишь сладко бормочет какие-то неясные слова ему вслед.
Снаружи было темно; только напротив, чуть выше по улице, горел красный фонарь. Его свет невольно притягивал взгляд. Какая-то осторожная тень мелькнула в луче света и тут же исчезла, словно дверь поглотила ее. «Пруссак?» С недавних пор по ночам немецкие солдаты по двое или по трое направлялись туда, грохоча сапогами по мостовой, как будто их манил к себе огонек, и входили в дом, несмотря на надпись, гласившую: «Verboten».[38]
Наверху на лестнице послышалось дикое мяуканье, там вспыхнула драка, и теперь, наверное, кошки сцепились в плотный клубок, состоящий из когтей, зубов и взъерошенной шерсти. Вдруг одна из них, обезумев от ярости, с горящими глазами пронеслась мимо и перебежала улицу. От неожиданности он вздрогнул. Звездная ночь, луна, посеребрившая крыши и стены домов напротив, заворожили его. Яркие созвездия во всем своем великолепии мерцали на фоне темного неба, и это зрелище вызывало в нем досаду. Такое чувство должен, наверное, испытывать нищий бродяга, заглядевшийся на блистающий огнями дворец в глубине парка. Нельзя долго предаваться мечтам: надо звонить, просить — нужная дверь была совсем рядом… На улице послышался шум шагов. Он быстро вернулся в подъезд и прикрыл за собой дверь, боясь, что светлые пижамные брюки выдадут его присутствие. На какое-то мгновение в луче красного фонаря показалась шинель и тут же исчезла. Ему вдруг почудилось, что где-то раздался пронзительный крик, и сразу вернулась прежняя мысль: я должен идти и вызвать врача. Он вышел осторожно; кошка, задев по ногам, снова шмыгнула мимо него, словно предвещая несчастье.
