Не дать! Отталкиваюсь спиной, наношу удары ногами. Отбивает. Трясу головой - чуть проясняется. Я его вижу! Теперь - не пропаду! Он держит руки - внизу. Взгляд - там же. Резво я его пинал. А теперь - рукой. Кулак мой должен был ему попасть в кончик челюсти - он успел среагировать - отдёрнулся. Удар смазанный. Не беда - у меня ещё есть. Осыпаю его градом ударов руками и пинаю в колени. Не глядя. Но ощущению, где должна находиться нога. Один раз - попадаю. Его качнуло, тут же проходит удар в голову.
Рано обрадовался - я тоже пропускаю удар. В челюсть. Единственное на что успеваю - чуть опустить голову. Крепко так он мне вмазал, как петарда в голове взорвалась. Терпеть! А если бы не по зубам, а в подбородок, как он и хотел?
Наношу удар под его "переднюю" руку, прошло в корпус, он чуть съёживается, чуть опускает руки. А вот тебе лоу-кик в голень - руки ещё чуть дернулись. А теперь - два быстрых, но лёгких тычка в лицо. Поднял руки? На тебе удар в пах! Тут не ринг! Тут - нет правил! И вот тебе - фаталити - локтем в затылок.
И сам на колени упал рядом с ним. Сопли, слюни, кровь, слёзы - я просто задохнулся. Схватка была такой короткой, что обошлось.
Присутствие, три тени, кувырком ухожу, подбираю ППШ, разворачиваюсь.
- Ты?
- Свои! - выдохнул я и сел на задницу, заходясь в кашле. Не в то горло попало, с перепугу.
Политрук и 3 бойца. Политрук осмотрел дело рук моих, пальцами расставил бойцов.
- Этот - живой, - указал подбородком на "боксёра", - здорово дерётся. Но - глупый. С кулаками на меня полез.
- Где Шестаков?
- Нет его больше. И пулемёта - нет. Эти уроды и убили. Отомстил. Ха, а вот и сапоги мои!
Это я увидел, что ноги "боксёра" - не меньше моих. И сапоги - справные. Не то, что у меня - кирза ботинок убитая настолько, что завхоз авиаполка, тот ещё жмот - не пожалел, выдал, зная, что не отчитается. Списанные, видимо. Стал стягивать сапоги.
- Отставить мародёрство! - крикнул политрук.
- Ты, гражданин начальник, чё разорался? У него всё одно - отберут. А ты мне новые - справишь? Есть такой размер?
Я ему продемонстрировал свою стёртую подошву. Отвернулся он. Молча. Стянул я сапоги, переобулся.
"Боксёр"-цыган пришёл в себя, повозился, сел, тряся головой. С удивлением оглядел меня, политрука.
- Хенде хох! - заявил я ему.
Он разинул рот, но руки поднял.
- Обувайся, - сказал я ему по-русски. Понял, опять же, замотал портянки, натянул мои ботинки. Вяжет проволоку, что я использовал вместо шнурков.
