— Собирайся, пора к лесорубам отправляться, — сказал он. — Завтра воскресенье, до понедельника успеть надо.
— Успеем, — добродушно отозвался Валентин, поправляя одеяло на своей холостяцкой койке. — К лесорубам, так к лесорубам.
— Сколько отсюда до Собачьей считают? — спросил Маркин. — Успеем до вечера или заночевать в дороге придется?
— Дойдем, коли не обленимся. Не так-то далеко — двадцать верст. Эка невидаль! Люди в Сибирь пешком ходят.
— Успеешь еще и в Сибири побывать. Вот помяни мое слово! — И Маркин выразительно поглядел на друга.
Стояла жаркая сухая погода. Каменистый тракт покрылся пылью. Путники шли обочиной.
Напоенный смолистым запахом воздух леса был как-то особенно чист. Спутникам то и дело встречались заросли малины, смородины, вишни. Ягоды уже созрели и кое-где начали осыпаться.
Валентин с восторгом глядел по сторонам.
— Эх, и красота же! — радостно говорил он своему другу. — Я степняк, родился и вырос в Оренбургской губернии. Вот думаю, думаю и никак не могу понять, почему так устроена природа? В одном месте густо, а в другом пусто. Здесь что ни шаг — речка, озеро или ручеек. Горы, масса травы, непроходимый лес. А там только солончаки, ковыль и суховеи.
Шапочкин задумался. Шли молча. Каждый думал о своем. Валентин заговорил снова:
— А как ты думаешь, Данило Иванович, что люди будут делать с природой, когда буржуев победят и свою народную власть установят? Не захотят же тогда оренбуржцы без дров сидеть и кизяком печи топить. Свобода, скажут, равенство!
— Ну и что же, что равенство? — неопределенно ответил Маркин. — Не в дровах же счастье.
— А я думаю, что там все изменится, — продолжал мечтать Шапочкин. — И в Оренбурге много леса и воды будет, так это и знай.
— У кого что болит, тот о том и говорит, — с улыбкой ответил Маркин. — Вы, степняки, о воде и о лесе тоскуете, а я до сих пор о земле думаю. Не было у нас ее, земли-то этой. По осьмой десятины надела на едока имели. Овец да кур на ней пасли. Для посевов у башкирской бедноты землю арендовали, а больше по заводам мыкались и в лесу. Много его здесь, леса этого, да что толку? Чужой он, господский. Господам от леса доход, конечно, а нам он, еж тя заешь, все жилы вытягивает. Я, например, с малолетства возненавидел его. От этого и кузнецом сделался, а потом и совсем на завод перебрался. Но о земле и до сих пор мечтаю.
— Словом, одна нога здесь, другая — там, — усмехнулся Шапочкин. — По виду рабочий, а душа крестьянская. Наверное, еще и о народниках иногда тоска гложет?
