Пара силовиков выскользнула из-за поворота и растерянно уставилась на якудзу. Они слышали о побеге. В этом безумии они готовы были стрелять в любого, кто не силовик. И никаких предупреждений. Достаточно, что татуированный человек стоит в залитом кровью коридоре. Силовики вскинули оружие и выстрелили. Пули врезались в стену, пронзив пустоту, где еще мгновение назад находился якудза.
Семъяза двигался как кошка – не тратил энергию на резкость, а превратился в образчик пластичности и непредсказуемости. Без активированных нейронных татуировок он не мог увернуться от пуль, но кто сказал, что нельзя предугадать, куда придется следующий выстрел, кто сказал, что нельзя заставить силовиков стать предсказуемыми? Куда сложнее было заставить инстинкты убийцы сохранять противникам жизнь, выбрать такой тип ведения боя, когда удары будут ранить, но не калечить, не ломать позвонки, разрывать жизненно важные органы. Силовики успели выстрелить еще трижды. Их шлемы и бронежилеты спасали от пуль, но не от точечных ударов профессионального убийцы. Чтобы вырубить их, Семъязе потребовалось шесть ударов, да и то первые четыре были ложными выпадами, сделанными, чтобы заставить противников раскрыться. Но Семъяза снова превратился из прошедшего курс коррекции образцового заключенного в отступника. Хотя что это значит для человека, который готовится умереть в ближайший час?
Семъяза не хотел пользоваться лифтом, превращавшим его в легкую мишень, но подъем по лестнице сейчас мог отнять слишком много сил. А силы ему понадобятся. Он еще раз на долю секунды активировал свою нейронную татуировку поиска. Макото ждал его. Молодой убийца ждал старую жертву. Но жертва еще покажет зубы.
Семъяза проверил отобранное у силовиков оружие, переключив в режим беглого огня – так Макото не сможет предвидеть его траекторию, даже если активирует модуль ловкости. Оставался лишь наномеч, но ведь всегда есть шанс, что противник повернется к тебе спиной. Особенно в пылу сражения. Достаточно лишь мгновения – реакции старого хищника хватит на то, чтобы нажать на курок.
* * *
Коррекционная машина, к которой Накамура подключил дочь, считала сознание Юмико и выдала ряд ошибок. Жизнь в девочке затухала. Система рекомендовала доктору оказать заключенному комплекс медицинских услуг. Да, заключенному… «Пробовал ли кто-нибудь прежде извлекать сознание умирающего ребенка с помощью этой системы?» – подумал Накамура. Коррекционный центр «Тиктоники» был одним из лучших в мире, но он был настроен на убийц и террористов, а не на детей. За время своей незаконной деятельности Накамура и Вэдимас спасли не одного ребенка. Но всех их поставляли уже извлеченными из поврежденных тел – хрупкие искрящиеся светом капсулы. И все они были детьми других людей. Когда спасаешь собственного, все иначе. Совсем не так.
