– Теперь я твой должник, – сказал доктор, ожидая, что начальник «Тиктоники» сообщит о том, что ему нужно, но Вэдимас лишь сдержанно поклонился.
Поклон показался Накамуре неуместным и фальшивым. Если бы не Международная конвенция технократии, решившая, что коррекционные тюрьмы должны быть вне страны, то директором «Тиктоники» был бы японец, а так приходилось мириться с тридцатью процентами иностранного персонала. Накамура подумал, что ему было бы проще, будь Вэдимас его соотечественником, но затем спросил себя: помог бы ему соотечественник найти суррогатную жену? А если нет, то смог бы он сделать это сам? Да и нужно ли было это делать?
Накамура сомневался вплоть до дня, пока не получил от суррогатной жены своего ребенка. Девочка.
– Я не дала ей имя, – сказала суррогатная жена, вручая ему ребенка.
Накамура снова предложил ей остаться. Вместо ответа она протянула ему бумаги о разводе и отказ со своей стороны от претензий на ребенка. Материнских чувств к ребенку Накамура не заметил. Это была просто работа. «Хорошо еще, она пришла ко мне домой, а не передала девочку где-нибудь в токийском метро», – подумал он, уложил ребенка в приготовленную кровать, подписал документы и проводил бывшую суррогатную жену до выхода.
Больше они никогда не встречались. В память о ней у Накамуры остался лишь медицинский отчет на имя Шики Сакаи да, собственно, ее ребенок, девочка, которую он назвал Юмико… Ну, и еще долг Вэдимасу. Обещанное одолжение, о котором начальник «Тиктоники» вспомнил сразу, как только Накамура получил свою дочь. Теперь пути назад быть не могло. И Раф Вэдимас вцепился в него, как собака на бегах в резинового кролика, хотя Вэдимас вообще-то больше походил на бультерьера. Невысокий и коренастый. Он пригласил Накамуру к себе, но вместо беседы в кабинете отвел врача в сердце коррекционного центра – место, где содержалось большинство заключенных. Подключенные к системе, они не двигались, не жили, но и не были мертвы. Им не требовалась охрана – система не выпустит их сознание, а все эти тела – это лишь оболочки, плоть, груды мяса и костей, не больше. Тюрьма была безопасной и тихой. Капсулы с заключенными не охранялись. Модуляции проектировали проходившие коррекционные циклы. Коэффициенты исправления разнились. У одних они колебались в желтой зоне, у других ползли к зеленой, а у третьих пестрели предупредительным красным. Именно об этих заключенных и хотел поговорить начальник тюрьмы с доктором Накамурой. Очень скоро система поставит на них крест, сотрет личность и неловко соберет что-то приемлемое для общества. Вернее, система лишь сотрет личность, собирать придется доктору Накамуре, лепить новую личность, заливая в мозг принятые законом базисы поведения.
