– Не думаю, что коррекция что-то изменила во мне.
– Но система ведь признала тебя безопасным для общества, к тому же ты не можешь больше убивать.
– Моя неспособность убивать – это блок, а не исправление… Надеюсь, тек-мастер сможет снять его.
– А я нет. Не хочу, чтобы ты забирал жизни.
– Когда-то тебя это не остановило, чтобы подойти ко мне.
– Когда-то я не знала, что брошу ради тебя свой клан.
«Может быть, это намек на то, что я должна уйти из партии технологических нигилистов?» – думает Кейко, слушая, как Семъяза объясняет Шайори, что если они хотят уцелеть, то ему нужны прежние навыки. Шайори говорит, что для того, чтобы уцелеть, не обязательно забирать жизни.
– Мы можем просто сбежать.
– Клан Гокудо не оставит нас.
– И что ты предлагаешь? Убить всех?
– Ты переживаешь за отца?
– Я переживаю за нас!
Вспыхнувшая размолвка затягивается. Они говорят на пониженных тонах, чтобы не разбудить Юмико. «Кто проектирует все эти реконструкции? – думает Кейко, отдавая должное сложной конструкции диалогов, особенно если учесть, что каждый из них предназначен для нее, для исправления. – Интересно, когда я выйду из «Тиктоники», у меня будет шанс подать заявку в центр реконструкции коррекционных программ для заключенных?» Идея нравится Кейко. Идея позволяет мечтать и строить планы, а когда у тебя нет собственного тела, нет собственной жизни, мечты – это единственное, что остается. Особенно когда начинается ночь и все засыпают. Все кроме тебя. Спит даже твое тело, но не твой разум.
«Интересно, если интегрировать модуль любви в ступню, он действительно может дать сбой?» – думает Кейко. Ситуация кажется забавной, но только если твой парень не якудза, а отец не глава клана Гокудо, который за каждую случайную связь отрубает тебе кисти рук. «Интересно, а можно ли отрубить искусственную кисть?» Кейко вспоминает руки Шайори. Если не считать белых полосок шрамов в местах интеграции искусственной плоти в живую, то различий почти нет.
«А если бы мне отрубали часть тела за каждый проступок? – думает она. – Наверное, нужно было бы предупредить, чтобы начинали с пальцев, иначе очень скоро отрубать было бы нечего».
Веселый настрой сменяется грустью. В темноте и тишине вообще сложно веселиться. В голову лезут мысли о том, что случится, когда нейронная татуировка Шайори непроизвольно активируется в следующий раз. Как поведет себя Семъяза, если она зайдет слишком далеко. Какой бы коррекции не подверглась его личность, он все равно остался мужчиной, якудзой, хищником…
