— Как приятно. — Я улыбалась ему. — Я кажусь очень привлекательным ребенком.
— Нет, вовсе нет. Ты была довольно непослушным ребенком, клянусь тебе. — Он взял меня за подбородок, рассматривая каждую черточку. Потом взъерошил мои недавно вымытые и уложенные волосы. Темные, однажды он сказал, что это цвет крыла кискаде. Странно, но я вспомнила это только сейчас.
Он наклонился и запечатлел у меня на лбу братский поцелуй.
— Юный Билл Напьер никогда бы так не сделал.
— Юная Чарли Бетс никогда бы не заслужила этого.
— Заслужить означает получить награду, — улыбаясь, я попробовала перейти на прежний язвительный тон. Но, так или иначе, не смогла. Мой голос предательски задрожал.
Билл решил проигнорировать мою язвительность и сказал с интимно-дружеской братской интонацией:
— Конечно, это награда. И я не уверен, что ты ее заслуживаешь, даже сейчас.
— Я заказала для тебя комнату в «Кентиш-Мейд». Самую лучшую. — Я улыбнулась. Единственную у них, конечно.
— А ты поужинаешь со мной сегодня вечером?
Я встряхнула головой.
— Тогда ты не заслуживаешь этого.
— Ты собираешься поужинать с нами?
— С нами? — Его холодные серые глаза сузились.
— С Марией и со мной. Мы живем вдвоем в клетушке на первом этаже поместья.
По какой-то причине он все еще выглядел несколько разочарованным, даже слегка обеспокоенным. Прежние дружеские отношения не могли больше вернуться. Это была как моя ошибка, так и его. Я ощущала его физическое присутствие так же хорошо, как его личность, такого у меня никогда не было с другим мужчиной. Мы стояли посередине затихшего поля, внезапно отрезанные от всего мира. Я припомнила неромантическую поверхность старого каменного корыта для рогатого скота, которое по каким-то причинам было оставлено в поле, как памятник «Битвы при Ватерлоо», и теперь отражало два наших силуэта, похожих на статуи. Мы стояли, затаив дыхание. Я вспомнила сладковатый запах молодой весенней травы, солнечные блики на цветках мать-и-мачехи и желтые калужницы в поле.
— Ты изменилась, Чарли, — сказал он наконец очень мягко.
— Стала выше?
Он потрепал меня по волосам, его глаза улыбались, излучая спокойствие и мягкость.
— Полнее?
Его «пробная» улыбка сделалась озорной.
— Сомневаюсь в этом.
— Как же тогда?
Он взял меня под руку.
— Я не могу описать. — Он нахмурился и после длинной паузы добавил: — Как-то особенно.
Я живо помнила, что Билл никогда не относился к типу людей, всегда готовых преподнести комплимент, и то, что он сказал, было уже много для него. Я хотела ответить, что то, что он сказал, было действительно замечательно, и что такого я еще не слышала ни от кого, и что я хочу быть для него больше, чем кто-либо.
